Любовь Лукина - Разные среди разных
— Гриш, ты что, Гриш?..
Гриша слабо застонал и приоткрыл один глаз. Слава богу!..
— А ну пошёл отсюда! — закричал я на Мухтара. — Иди в будку! Дурак лохматый!..
В будку Мухтар не пошёл и с угрожающим ворчанием проводил нас до двери, заходя то справа, то слева и прилаживаясь цапнуть Гришу за скошенный каблук. У самого крыльца это ему почти удалось, но в последний момент Мухтар почему-то отпрыгнул и снова завыл.
Злой на себя и на Гришу, я втащил его в прихожую и закрыл дверь. В комнате осеклась швейная машинка.
— Минька, ты? — спросила мать. — А что это Мухтарка выл?
— Да кто ж его знает! — с досадой ответил я. — Тут, мать, видишь, какое дело… Не один я.
По дому словно сквозняк прошёл: хлопнула дверца шифоньера, что-то зашуршало, портьеру размело в стороны, и мать при параде — то есть в наспех накинутой шали — возникла в прихожей. На лице — радушие, в глазах — любопытство. Думала, я Ирину привёл — знакомиться.
— А-а… — приветливо завела она и замолчала.
Гриша сидел на табуретке, прислонённый к стеночке, и мученически улыбался, прикрыв глаза. И до того всё это глупо вышло, что я не выдержал и засмеялся.
— Вот, мать, нового квартиранта тебе нашёл…
— Ты кого в дом привёл? — опомнясь, закричала она.
— Да погоди ты, мать, — заторопился я. — Понимаешь, дня на два, не больше… Ну, переночевать парню негде!
— Как негде? — Маленькая, кругленькая, она куталась в шаль, как от холода, сверкая глазами то на меня, то на Гришу. — Санитарный день, что ли, в вытрезвителе? Да что ж это за напасть такая! То кутёнка подберёт хромого, то алкаша!..
— Да с горя он, мать! — закричал я. — Ну, несчастье у человека, понимаешь? Жена из дому выгнала!
Что-то дрогнуло в лице матери.
— Прямо вот так и выгнала? — с подозрением спросила она.
— В чём был! — истово подтвердил я. — В чём квартиру ремонтировал — в том и выгнала!
— Так надо в суд подать, на раздел, — всё ещё недоверчиво сказала мать.
— И я ему то же самое говорю! А он, дурак, хочет, чтобы как мужчина — всё ей оставить!..
— Вот мерзавка! — негромко, но с чувством сказала мать, приглядываясь к Грише. Выражение лица её постепенно менялось. — И что ж вам так с жёнами-то не везёт, а?.. И парень, видать, неплохой…
— В нашей бригаде работает, — вставил я. — В понедельник мы с Валеркой Чернопятовым попробуем ему общежитие выбить…
— Ох, дети-дети, куда вас дети?.. — вздохнула она и пошла в комнату, снимая на ходу с плеч непригодившуюся парадную шаль. — Ладно, постелю ему…
Ещё раз удивил меня Гриша Прахов. Под тряпьём у него оказалось чистое бельё, вроде даже импортное. Лохмотья его я сразу же решил выбросить и поэтому обыскал. В кармане брюк обнаружился временный пропуск на завод и двадцать три копейки, а за прорвавшейся подкладкой пиджака — в целлофановом пакете — военный билет, свидетельство о рождении, аттестат и паспорт.
Документы я, конечно, проверил. Всё вроде на месте: серия, номер, фотография — Гришкина, не перепутаешь. И в военном билете — тоже, только Гриша там помоложе и пополнее. Вот ведь чудик, а?
На всякий случай я заглянул и в аттестат, посмотрел, на какой он планете ума набирался. «Полный курс Нижне-Добринской средней школы…» Далёкая, видать, планета…
Я снова завернул документы в целлофан и, кинув пакет на стол, сгрёб в охапку тряпьё на выброс.
Вот не было у бабы хлопот…
Глава 4
Во всяком случае, церемониться я с ним не собирался.
Из глубокой предутренней синевы за окном только-только начали ещё проступать чёрные ветки и зубчатый верх забора, а я уже вошёл в малую комнату и включил свет.
— Подъём! — скомандовал я в полный голос, и Гриша, оскалясь, сел на койке. Рывком.
Секунду он сидел напружиненный, с широко открытыми невидящими глазами, словно ждал чего-то страшного. Не дождавшись, расслабился и с лёгким стоном взялся за голову.
— Трещит? — не без злорадства спросил я.
С огромным удивлением Гриша оглядел комнату: вязаный половичок возле кровати, настенный матерчатый коврик с избушкой и оленями, две гераньки в горшочках на узком подоконнике.
Потом он заметил лежащий на столе рядом со стопкой мелочи целлофановый пакет и беспокойно завертел головой.
— Нет твоего тряпья, — сказал я. — Выкинул я его, понял? Наденешь вот это.
И бросил ему на колени свой старый коричневый костюм. Ну как — старый? Новый ещё костюм, хороший, просто не ношу я его.
Гриша отшатнулся и уставился на костюм, как на кобру.
Светало быстро, завтракали мы уже без электричества. Несмотря на мои понукания, Гриша ел, как цыплёнок, стеснялся, молчал.
— Опытом бы поделился, что ли… — буркнул я наконец. — Куда ты её потом дел?
— Кого? — испугался он.
— Я тебе сейчас дам «кого»! Бутылку вчера в «Витязь» пронёс?
— Нет, — быстро сказал он.
— Как это нет? Ты же лыка вчера не вязал, Гриша! До других планет доболтался!
— До других планет? — в ужасе переспросил он.
— Ага, — сказал я. — До других планет.
Гриша отложил вилку. На лбу его блестела испарина.
— Но ведь ты же сам заставил меня пить этот… коктейль… — жалобно проговорил он.
За дурака меня считает, не иначе.
— Гриша, — сказал я, — коктейль был безалкогольный. В «Витязе» вообще спиртного не подают.
— Но я же не знал!.
— Не знал, что коктейль безалкогольный, и поэтому окосел?
— Да!
«На шестой пресс! — подумал я. — И чем скорее, тем лучше! Сегодня же подойду к Валерке, пусть что хочет, то и делает, но чтобы Гриши этого в бригаде не было!..»
— Ладно, — бросил я. — Давай посуду вымоем — и вперёд. Пора…
Переодевшись в рабочее, я вышел из бытовки и сразу был остановлен Люськой.
— Говорят, ты новичка у себя поселил? — спросила она.
— А кто говорит?
— Ну кто… Аркашка, конечно.
— Ты ему как-нибудь крюк на каску опусти — может, болтать поменьше будет, — посоветовал я и хотел идти, но Люська опять меня задержала.
— Неужели правда? Аркашка говорит: приютил, в своё одел…
— Ну, приютил! — раздражённо бросил я. — На груди пригрел! Тебе-то что?
— Ничего… — Она отстранилась и с интересом оглядела меня исподлобья. — Просто спросить хотела… Ты его из соски кормить будешь или как?
Вот язва, а? Язвой была — язвой осталась. С детства.
— Так я что, перебил его у тебя? Ну забери — у себя поселишь.
— Дурак! — вспыхнув, сказала она. Повернулась и гордо унесла куда-то свой орлиный нос.
Интересно, под кого ты, Люсенька, клинья подбить решила: под меня или под Гришу? Если под меня, то предупреждаю заранее: бесполезно, я не Бехтерь, я тебя, лапушка, насквозь вижу. Тебе ведь нос чуток выпрямить — и лицо у тебя станет совершенно Наташкино. И словечки у тебя Наташкины то и дело проскакивают. И предательница ты, наверно, такая же, как она… Вообще чертовщина с этими лицами. Взять хоть Ирину из универмага — мордашку ей слегка вытянуть, и опять получается Наташка. Как сговорились…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});