Александр Чернобровкин - Кинслер пикирует

3

Было около часа ночи, когда я направил Иолин флайер в сторону отеля "Альтаир". Летел на автопилоте, чтобы обдумать последние события. Пока все идет хорошо. Даже слишком хорошо. Какая-то размягчающая обстановка на этой планете, привыкаешь к успехам и теряешь бдительность. Как бы потом не заплатить двойную цену. Надо срочно встряхнуться - самому поработать в предстоящем маленьком дельце. У себя в номере я проверил "сиксота" - микроаппарат, снимающий на пленку непрошенных посетителей. Оказывается, у меня побывал гость. Он успел осмотреть первую комнату, порылся в вещах, потом заглянул в соседнюю. Там он испугался Тука и сбежал из номера. Человек Менрайта? Скорее всего. Жаль, что я запретил Туку проводить небольшую воспитательную работу. У него это забавно получается: жертва остается невредимой физически, но психически выматывается так, что без моей помощи не может выйти в коридор. Кстати, а где мой сторож? его не было ни во второй, ни в третьей комнатах, и лишь когда я заглянул в подсобку, почувствовал на плече ласковое, насколько это возможно сделать костяной пластинкой, поглаживающее прикосновение. Тук висел на стене над дверью - спрятался. Это он так играет. Я погрел шип зажигалкой. - Пойдем, Тук. Нас ждут неблагородные дела. Человека, который мне нужен, я нашел на окраине города, противоположной Иолиной, в четвертом по счету баре. В каждом большом городе есть такая щель, куда забиваются не лучшие члены его населения. Почему-то они любят собираться стаями. Наверное потому, что существует критическая масса порядочности, без которой человек не может спокойно жить, и если не хватает ее у одного, то складываются несколько. А может это критическая масса непорядочности. В любом случае мне нужна самая крупная стая, В четвертом ночном баре-притоне я нашел такую. Заведение было похоже на загон для скота: длинная полутемная комната с низким потолком, мебель простая и добротная, рассчитанная на потасовки. Посетители были под стать бару: с мрачными и запоминающимися лицами. Я сразу выделил одно. Есть такие счастливые особи, умственные способности которых едва достигли уровня удовлетворения природных инстинктов, а поэтому инстинкты обслуживаются еще и избыточной физической силой. Именно такая особь - груда мышц, нацепленных на двухметровый ширококостный скелет и заросших густой курчавой шерстью, - сидела в самом темном углу, окруженная десятком прилипал. Особь не пила, а сосала спиртные напитки из специальной чаши вместимостью чуть ли не в литр, приставляя ее куда-то в центр растительности на лице. Борода начиналась прямо от глаз и была такой густой, что нос казался застрявшей в волосах красной сливой. Не человек, а наряженый в костюм медведь. Такие признают только силу, и чтобы сделать его верным помощником, надо чтобы он боялся тебя так, как остал"->ые боятся его. Можно было бы запугать его с помощью Тука, но я должен сегодня встряхнуться, иначе потеряю форму, да и антистрахинчики задолбают. Я сел неподалеку от Медведя, заказал двойной ахлуа. Когда Медведь всосал из чаши очередную порцию, я громко и с издевкой захохотал, глядя на него. Чтобы не было никаких сомнений, выдавил сквозь смех: - Ну и проглот! Лобовая кость у Медведя, наверное, дюйма три толщиной, издевки он явно не понял, даже заулыбался как комплименту, но одна из прилипал с трудом растолковала ему разницу. Медведь будто стряхнул с себя соседей и столик они разлетелись в разные стороны - и попер на меня. Я постучал Туку по одной из пластин: охраняй поединок. Прогулочной походкой отошел в угол между стойкой и стеной, чтобы обезопасить себя с тыла, повернулся лицом к надвигающейся, раскачиваясь, груде мышц. Тук замер метрах в трех от меня, в проходе, как раз напротив бармена, чтобы у того не появилось желание проверить на мне электрическую дубинку. Фаготекс оброс десятью лапами, причем три служили ногами, а остальные заколыхались над туловищем, напоминая толстый тростник над коричневым болотцем. Медведь на мгновение задержался перед Туком, соображая кто перед ним и насколько опасен. Было забавно смотреть, как двое животных изучают друг друга. Тук не проявлял агрессивности, поэтому человекообразное двинулось на меня. Бил он от души и довольно технично, видимо, выступал когда-то на профессиональном ринге. Но и мы не лыком шиты, поэтому кулаки его нарывались либо на блоки, либо на стены. Ох и силен, Медведь! Мне казалось, что после каждого удара по стене, бар подпрыгивает вместе с обстановкой и посетителями. Подпрыгивал и я, но для того, чтобы ударить: высоковат противник. За пять минут я-таки измотал его. Он уже кидался на меня вслепую, бил реже и слабее. Два прилипалы хотели было прийти ему на помощь, но получили от Тука по чудненькому апперкоту и смирненько, как набегавшиеся за день детки, отдыхали на полу. Их позы благоприятно подействовали на остальных прилипал и на бармена, он прекратил возню под стойкой, где, видимо, спрятана дубинка, и даже отодвинулся подальше от Тукс, а следовательно и от меня. Медведь уже плевался кровью. Розовая слюна запутывалась в черных кучерях бороды, и мне неприятно было бить по подбородку, в лоб же бесполезно. Поэтому обрабатывал нос, пока тот не превратился в груду перезрелых слив. Тут Медведь обезумел от ярости и, разогнавшись и низко наклонив голову, решил протаранить меня. Я этого ждал: бар подпрыгнул в последний раз, я ногами подправил оседающее тело, и оно, наконец-то, свернулось калачиком под стеной. Мир непобедимости твоей, Медведь! И свободе! Пока Медведь оклемывался, я занял его столик. Бармен лично принес заказ, сделанный мной до драки, и даже протер столик. Лицо бармена отражало все имеющиеся в его запасе оттенки уважения - что-то около сотни, а напитка в стакане была тройная порция. Я заказал еще один для Тука и велел наполнить за мой счет чашу. Я выпил сам, напоил Тука и ждал, когда до столика доберется свергнутый тиран. Ждала и его свита. Они бы переметнулись в мой лагерь, но я ведь не приглашал, а робкую попытку одного из них предложить свои услуги отклонил настолько недвусмысленно, что никто больше не пробовал. Медведь встал на четвереньки, долго мотал склоненой головой, подметая пол бородой. Затем голова поднялась, увидела меня, замерла настороженно. Я поманил пальцем. Медведь встал на задние конечности и, полусогнутый, доплелся до столика. Смотрел Медведь таким обожествляющим взглядом, как не смотрели на меня даже дикари на планете Нданга, куда я прилетал, чтобы украсть одного из них для частного зоопарка. - Как зовут? - Родроб, - проскрипел он, точно молол жерновами гранит. - Садись, - приказал я и двинул к нему его чашу. - Пей. Родроб опасливо опустился на краешек тяжелой скамьи. Разбитыми, окровавленными лапами он обхватил чашу и нерешительно посмотрел на меня узкими глазками, проглядывающими в амбразуру между свисающей на них чуприной и добравшейся почти до век бородой. - Пей, - повторил я. Мне было интересно посмотреть, как он одолеет чашу. Я попробовал напиток. Это был ахлуа, смешанный с дурманящим напитком с планеты Цинто. Смесь была один к одному, хотя цинтяне утверждают, что больше пятидесяти грамм их напитка выпить невозможно. Родроб высосал все до капли. После такой дозы он не свалился под стол, как я ожидал, наоборот, взгляд его даже просветлел. Я похвалил себя за то, что нашел больше, чем искал. - Пойдешь со мной, - приказал я Родробу, поднимаясь из-за столика. Родроб тенью поплелся за мной. Во флайере он сидел не шевелясь, громко сопел и пару раз отрыгнул, наполнив кабину таким жутким перегаром, что Тук недовольно защелкал пластинами. В отеле я обработал раны Родробу и приказал: - Жди меня здесь, никуда не выходи. Есть и пить можешь что хочешь и сколько хочешь. - Затем предупредил: - Тук будет тебя охранять, - и постучал по пластинке фаготекса: стеречь! Родроб мутыкнул утвердительно и так и стоял посреди комнаты, провожая меня боготворящим взглядом и чуть наклонившись вперед, точно собрался отбить земной поклон, начал и вдруг передумал.