Владислав Жеребьёв - Проект «Сколково. Хронотуризм». Золото Барбароссы

– Что тебе надо? – Люк отвлекся от своего упоительного занятия и с неодобрением уставился на парня.

– Там, там, месье Люк, важные люди. С ними сам епископ парижский де Сули, и он требует вас вниз.

– Епископ, говоришь, – недоверчиво нахмурился трактирщик. – Ну, ты иди пока, дай гостям вина, чай, жажда с дороги мучает.

– А что же вы, месье Люк?

– Сейчас спущусь. Передай, что только штаны надену и сразу к дорогим гостям.

Проводив тонкую сутулую фигуру юнца тяжелым взглядом, Люк принялся тщательно вытирать лицо куском чистой тряпицы.

В то, что в его пропахшую потом и вином забегаловку вдруг пожаловала столь важная птица, верилось с трудом. Скорее всего, заскочил кто-то из местной знати и видом горделивым и наглым испугал парня, из-за чего тот и подумал бог весть что. Впрочем, пренебрегать гостем Люк не стал.

Отбросив тряпицу в сторону, он достал из стоящего у кровати сундука чистую рубаху и широкий кожаный пояс с заклепками. Облачившись, он, наконец, добрался до туфель и вскоре, покинув комнату, застучал каблуками по узкой винтовой лестнице, ведущей в общий зал. То, что в следующую секунду открылось взору, поразило его до глубины души.

За большим, грубо сколоченным деревянным столом около камина действительно сидел сам Морис де Сюлли, предпочтя церковному облачению простой камзол и дорожный плащ. Вокруг него, скучая, у окон и дверей расположились не менее колоритные персонажи. Сухие, злые черты лица, у многих из присутствующих – шрамы. Все, без исключения, облаченные в черные кожаные плащи, они недобро поглядывали на спускавшегося вниз хозяина. Под прицелом такого количества глаз Люк почувствовал себя нехорошо и в ту же секунду осознал, сколь хрупка и тонка линия его жизни. Шестеро наемных убийц небезызвестной гильдии Парижа, шесть лучших солдат удачи берегли парижского епископа.

Оторвав взгляд от пляшущих в камине языков пламени, де Сюлли окинул Люка придирчивым взглядом.

– Вы, милейший, и есть хозяин заведения?

– О да, ваше преосвященство! – Люк, подбежав к сидящему, встал на одно колено и поцеловал перстень. – Чем я обязан столь радостному для меня событию?

Брезгливо убрав руку, епископ печально осмотрел зал.

– Мне нужно арендовать твой кабак, скажем, на день. Мои люди, – кивок в сторону кожаных плащей, – уверяют, что это идеальное место для частных встреч. Верно ли они говорят?

– Верно, Ваше Преосвященство, – подобострастно закивал трактирщик. – Деревенька у нас тихая. От проезжих дорог мы далеко.

– Тогда слушай и запоминай. Сегодня, в течение дня, в ваше местечко прибудут два, ну, так скажем, моих очень хороших друга. Ты накроешь на стол, поставишь лучшие напитки, а когда все разъедутся, будешь держать язык за зубами. Ливров тебе за это отсыплют ровно столько, сколько ты весишь.

– О да, ваше преосвященство! – глаза трактирщика полыхнули алчным огнем. – Клянусь сердцем собственной матушки, обо всем, что будет происходить у меня сегодня, никто никогда не узнает.

Утренний Париж пах свежевымытым асфальтом. Юркие поливальные машины сновали между рядами клумб и деревьев, прилежно орошая городскую зелень, сбивая с нее вчерашнюю пыль и автомобильную копоть.

– Свежо. – Дмитрий застегнул парку, поднял воротник и кивнул в сторону подземного перехода: – Сейчас в центр, там как раз уже начнут открываться кафе.

– Еще один центр, – в ужасе покачал головой Леха, по примеру приятеля поднимая воротник куртки. – А мы сейчас где?

– Мы в деловом, а нам надо в исторический, – улыбнулся Прокопенко, перескочил через лужу и заторопился вниз по ступенькам.

Купив билеты и пройдя на платформу, друзья вновь пустились в спор по поводу планируемого мероприятия.

– Твой источник, ну профессор, он надежный человек? – пропустив Дмитрия в открывшиеся двери вагона, Алексей устремился за ним и, плюхнувшись на сиденье, закинул ногу на ногу.

– Надежный, – похлопав себя по карманам, Дмитрий вытащил втрое сложенный тетрадный лист в крупную синюю клетку и сунул его под нос приятеля. – Вот, смотри, я навел о нем справки. Месье Куапель является действующем деканом факультета истории в Пантеоне уже семь лет. Имеет ряд наград и несколько научных работ по итало-романской и гало-романской языковой подгруппе. Виртуозно знает латинский, нормандский, или, если говорить более точно, ту группу языков, на смеси которых говорила Франция конца двенадцатого века. Его, собственно, и в хранилище-то пустили исключительно благодаря его регалиям.

– Ай-яй-яй, уважаемый профессор, – блондин усмехнулся и покачал головой. – Найти уникальный документ и вместо того чтобы придать его огласке всему культурному сообществу, продать двум русским авантюристам за тридцать серебряников.

– Не надо выдергивать слова из контекста, – обиделся брюнет. – Этот ученый муж далеко не дурак. Человек тонкой организации и острого ума, и ему, если твой болтливый язык развяжется, ничего не стоит понять, на кой ляд мы интересуемся завещанием епископа. Слава о безумных похождениях хронотуристов достигла всех континентов, вот-вот должен открыться офис компании в Париже, и ему самому ничего не стоит подкопить денег и лично посмотреть на эту занимательную троицу.

– Так это еще надо знать, на что смотреть, – расплылся в улыбке Солодов. – Идея стибрить карту не так нова, как тебе кажется. Подход, конечно, нетривиален, да и вложений требует. Нет, Димка, чует мое сердце, есть во всем этом какой-то подвох. Уж очень все просто выходит. Мы, значит, даем Куапелю на лапу, а он нам – точную дату. Потом мы вприпрыжку в Москву, ищем денег на путевку и катим в прошлое…

– … где узнаем точное место закладки. Больше ничего не требуется. Собор не банк, повторюсь, ночью не охраняется. Сторожа, конечно, есть, но нам-то не алтарь выносить.

– Знаешь, – нахмурился Солодов, – весь этот горячечный золотой бред затмил основную идею нашего путешествия в Париж.

– И какую же? – насторожился Прокопенко.

– Прыжок с парашютом со смотровой площадки Эйфелевой башни.

– Тише, дурак, – Дмитрий сделал большие глаза и показал блондину кулак. – Совсем с ума соскочил. Если какой-нибудь добропорядочный гражданин узнает о нашей затее, тюрьмы не миновать.

– Били, бьем и будем бить французов, – горделиво приосанился Алексей. – Да ты, Димка, не бери в голову. Встретимся с профессурой, потом на башню. Дел-то на копейку.

Вопреки ожиданиям Алексея, профессор Куапель оказался крепким розовощеким малым средних лет. Красная ветровка, лежавшая на стуле и спортивные кеды на ногах в корне изменили представление Солодова о французских ученых мужах, а наушники, из которых доносилась современная электронная музыка, вообще обрушили миф, оставив прах и развалины.