Алексей Толстой - Аэлита. Гиперболоид инженера Гарина

Это и еще реплика рабочего: «На теперь, выкуси, — Марс-то чей? — советский», были теми предпосылками, которые определили идейное содержание романа писателя-эмигранта.

В 1924 году ожидалось великое противостояние. Марса. Об этом тогда много говорили и писали. Выходили десятки научно-фантастических романов, ныне погребенных временем. «Живучесть» произведения Толстого обусловлена вовсе не научно-фантастическим антуражем, не «яйцом», космическим кораблем, движимым взрывами «ультралиддита», не техническими чудесами (телевидение, летательные аппараты, читающие мысли устройства и проч.), увиденными героями «Аэлиты» на Марсе, а жизненностью человеческих характеров и социальным оптимизмом, положившим начало советской ветви этого рода литературы.

Тогда еще не бытовал термин «антиутопия», но уже родился у Е. Замятина роман «Мы», проникнутый опасениями, что общество равенства отдаст себя убийственному рационализму и выродится в казарменный социализм, в котором коллектив — все, а личность — ничто, Замятина можно считать родоначальником «антиутопии» в ее чистом виде, получившей развитие в известных произведениях Хаксли, Оруэлла и других.

Впрочем, Алексей Толстой усматривал зачатки этих настроений еще в романах Уэллса. Впоследствии он писал:

«Утопический роман почти всегда, рассказывая о социальном строе будущего, в центре внимания ставит машины, механизмы, необычные аппараты, автоматы и проч. Почти всегда это происходит, в сверхурбанистической обстановке фантастического города, где человек в пропорциях к этому индустриальному величию — ничтожная величина. В романах Уэллса человек будущего всегда дегенерат, и это характерно для уэллсовского «социализма».

Разумеется, главное у Толстого — земляне. Несокрушимый Гусев. Неврастеничный от пережитого Лось, ищущий в любви к Аэлите исцеления.

Все же, что касается Марса, — это либо красивые, либо зловещие символы, попытка соединить поэзию, эпос и философию, Поэзия — это трепетно-женственная Аэлита, отдавшая пробудившемуся чувству всю себя. Это и символ любви, для которой не преграда ни грандиозные события, ни космические расстояния. В легендах, рассказанных Аэлитой Лосю, — пути мирового разума, извечная борьба добра и зла.

Пусть не оказалось на Марсе никаких каналов. Пусть Атлантида остается предметом споров (мы недалеко ушли от Платона, его гигантской, островной цивилизации, погибшей более десяти тысяч лет назад). И дело не в интересных легендах-гипотезах, сочиненных Толстым.

Научно-фантастический роман — это почти всегда социальная попытка заглянуть в будущее. У Толстого вырисовывается на Марсе власть технократии на фоне увядания цивилизации. Контрасты и тут.

«Кирпичные низкие залы фабрик, тусклый свет сквозь пыльные окна. Унылые, с пустыми, запавшими глазами, морщинистые лица рабочих. Вечно, вечно двигающиеся станки, машины, сутулые фигуры, точные движения работы, — унылая, беспросветная муравьиная жизнь». А для отвлечения от беспокойных дум — дурман, пьянящий и отнимающий здоровье дым «хавры».

И рядом:

…«Уступчатые дома, ползучая пестрая зелень, отсвечивающие солнцем стекла, нарядные женщины…»

Тускуб, отец Аэлиты, глава Высшего совета инженеров, видит и в глухом брожении рабочих, и в разгуле утопающих в роскоши бездельников предвозвестье гибели мира. И винит в этом город, порождающий анархию. «Мы вдвое увеличиваем число агентов полиции — анархисты увеличиваются в квадрате».

«Эге, эти штуки мы тоже видали», — думает Гусев. И мысль его протяженна во времени. Наблюдатель мира, над которым нависла угроза гибели, в котором царит страх и множится терроризм, не может не говорить то же самое. Не видя средств остановить вымирание, беспорядки, Тускуб хочет уничтожить город, оградить Марс от проникновения землян. «Мы оставим лишь необходимые для жизни учреждения и предприятия. В них мы заставим работать преступников, алкоголиков, сумасшедших, всех мечтателей несбыточного. Мы закуем их в цепи. Даруем им жизнь, которую они так жаждут. Всем, кто согласен с нами, кто подчиняется, нашей воле, мы отведем сельскую усадьбу и обеспечим жизнь и комфорт».

Но Марс чреват революцией, вдохновляемой призрачной надеждой на оздоровление расы «горячей кровью» землян. В задачу Толстого не входил показ очередной утопии. Весьма смелые (для эмигранта) идеи, создание живых характеров, энергичный стиль — вот и все, что мог тогда предложить писатель. Некоторые литературоведы усматривают в Тускубе «проекцию на фашизм». Поминается имя Шпенглера в связи с размышлениями Тускуба: «Равенство недостижимо, равенства нет…».

В первой публикации «Аэлита» имела второе название — «Закат Марса», что одно уже наводит на мысль о внимательном прочтении писателем книги немецкого философа Освальда Шпенглера «Закат Запада» (в русском переводе «Закат Европы»), Философ исповедовал пессимизм, предрекал смену цивилизаций. Кстати, впоследствии гитлеровцы бойкотировали Шпенглера, который отклонил их предложение о сотрудничестве. Он не верил в единую общечеловеческую культуру, в прямолинейный прогресс. По Шпенглеру, в истории человечества было восемь культур. Последняя — западноевропейская, которая сменится русско-сибирской. Он считал, что культура, как и организм, мужает, процветает, совершая героические деяния, стареет, умирает; превращаясь в цивилизацию, где царит бездушный интеллект. Это «массовое общество», бесплодное, окостенелое, занято механической работой, обреченное на «голый техницизм». Метафорический стиль Шпенглера увлекал многих художников начала века, заставлял думать и спорить.

Летом 1922 года Толстой наведывался на дачу к Горькому в Геринсдорфе, читал главы романа. В начале сентября жаловался: «Я предпринял обработку «Аэлиты» и перерабатываю ее с самого начала — ужасно много мусора. Работаю весь день…» В конце сентября, уже в Берлине: «…Работаю плохо: конец «Аэлиты» — 10 страниц — как воз выворачиваю». Видимо, по рекомендации Горького роман публиковался в советском журнале «Красная новь» в 1922 и начале 1923 года, как бы предшествуя посещению Толстым Родины в мае 1923 года. Встречи, наблюдения окончательно убедили его вернуться, что он и сделал. 1 августа того же года пароход доставил его с семьей в Петроград.

Горький рекомендовал иностранным издателям и перевод книги, подчеркивая: «Хотя гр. А. Н. Толстой инженер по образованию, но он свел в романе технику к необходимому минимуму, и вся книга написана под влиянием увлечения догадками об Атлантиде… и вполне отвечает жажде читателя к темам не бытовым, К роману сенсационному, авантюрному. Написана «Аэлита» хорошо и, я уверен, будет иметь успех».