Михаил Харитонов - Успех (сборник)

Обычно замороженные тела будущих покорителей иных миров (в просторечии — «брёвна») складировались на орбите, откуда их по мере надобности забирали бревновозы.

Всего в грузовых отсеках корабля находилось около двадцати тысяч человеческих туш. Большая часть груза была приобретена в системе D2CFF: местный султанат охотно и по разумной цене сбывал своих подданных переселенческим организациям. Были ещё контейнеры с двух планет E98IIVP. Эти пограничные миры имели довольно скверную славу, зато тамошние уроженцы ценились за неприхотливость. В основном это были молодые здоровые мужчины и женщины с хорошим генотипом. Отдельно лежало десять тонн породистых самок с C7IQR: эти предназначались для нужд будущей элиты переселенческого мира. Остальные были преступниками и неудачниками из самых разных уголков Галактики.

Туши хранились на складе в состоянии сверхглубокой заморозки и дополнительной нагрузки для биологических систем замкнутого цикла не создавали.

Сложнее было с экипажем. Как относятся к говнокрутам профессиональные космонавты, Кралевский понял довольно быстро — как только попытался протянуть руку помощнику капитана. Тот посмотрел на Оскара с недоумением, а потом сильно и больно ткнул его щепотью под ложечку.

— Убери клешню. И запомни: в следующий раз получишь по морде. Не вздумай лезть со своей хваталкой к нормальным людям. Она у тебя считай что в говне. Мы этого не любим. У нас чистый корабль. Понял? — помощник шлёпнул Оскара по небритой щеке и демонстративно вытер руку о штатину.

В каюте механиков Кралевский тоже не засиделся: его просто выкинули из помещения.

В конце концов, он пошёл к уборщику, командующему роботами-мусорщиками, рассчитывая на то, что он такой же пария, как и говнокрут. Уборщик тоже не подал ему руки, зато выпил его водку (бутылку Оскар купил в космопорту, потратив на это половину аванса). В качестве ответного жеста он прогулялся с говнокрутом вдоль технического коридора.

— Ты, парень, знал, куда пёрся, — рассуждал уборщик, — а не знал, так я тебе объясню. Тут так: есть белая кость, это капитан и помощники. Ты их вообще не увидишь. Есть нормальные ребята, они тебя трогать не будут, если ты им на глаза не попадаешься. А есть уроды, они тебя специально доставать будут всякими штуками. Ну тут ничего не сделаешь, они тут свои, — уборщик помрачнел, и Кралевский понял, что у того свой богатый опыт общения с уродами.

— Ну да как-нибудь перетопчешься. Главное, не суйся к экипажу, не попадайся на глаза уродам, и работай побольше, — завершил тот свои наставления, после чего поинтересовался, нет ли у Оскара ещё водки. Получив отрицательный ответ, он быстренько попрощался и скрылся в своей конуре.

Кралевский с горечью осознал, что рассчитывать на солидарность париев тоже не приходится.

Некое подобие симпатии к нему проявил только второй помощник механика, красивый голубоглазый парень по имени Стефан Жиро. Тот даже пригласил Кралевского к себе в каюту на чашечку кофе. Оскар, однако, был знаком с этой породой мужчин — да и сам поммех не особенно скрывал свой специальный интерес.

— Ну, тогда сам думай, — пожал плечами Стефан, когда Кралевский объяснил ему, что оральный и анальный секс с мужчиной не входит в круг его увлечений. — Так бы я тебя прикрыл в случае чего, а теперь, уж извини, не буду. Считай, попку свою ты сберёг. Только вот как бы не пришлось тебе потом покушать говна из чужой попки.

С говном Кралевскому пришлось познакомиться раньше, чем он думал. Когда он после первого трудового дня вернулся в свою каюту, на голову ему упал пластиковый мешок. От удара мешок лопнул, и Оскар оказался в центре зловонной лужи испражнений. Жирная колбаска человеческого кала запуталась у него в волосах.

— Это я насрал, — с удовольствием сообщил невысокий толстый мужичок, сидевший в его кресле. Рядом стояли два парня помоложе. — И тебе самолично принёс на переработку. Что-то вроде боевого крещения. Ну как, понравилось?

— Вообще-то я вам ничего не сделал, — пробормотал Кралевский, стараясь выглядеть хоть сколько-нибудь достойно.

— Вот именно, — улыбочка толстячка стала чуть шире. — Кстати, надо бы познакомиться. Меня, например, зовут Яйно Йорве. Я тут начальник службы безопасности. Скучная работёнка. Ничего ведь не происходит. Но я стою на страже законности и правопорядка. Так что, если кто тебя обидит, можешь жаловаться мне, я разберусь. Всё тебе понятно?

Оскар промолчал, пытаясь вытащить из волос какашку.

— Ну так что, говнокрут, нравится тебе твоя новая работа? Ты же к ней так стремился. Но вот ведь незадача: в любой работе есть профессиональный риск, — Йорве выразительно помахал железным прутом. — Иди лучше помойся. И потом прибери за собой. А то развёл грязи. Ой, это ведь, кажется, не грязь. Это похоже на самое настоящее дерьмо! Правда, ребята?

Ребята угодливо заржали.

— А наш корабль должен быть чистым. Мы, звездолётчики, терпеть не можем грязи. И особенно говна. Так что мы ещё вернёмся…

— …и понюхаем, чем тут пахнет, — ухмыльнулся один из парней.

Кралевский молча отправился в душ и в течении часа пытался смыть с себя нечистоты. Кал, видимо, был перемешан с каким-то клеем — во всяком случае, отмыть его оказалось почти невозможно, особенно от волос. Пришлось побриться наголо.

Когда он вернулся в каюту, то увидел, что содержимое его чемоданчика вывалено прямо в мерзкую лужу.

Он вздохнул и вызвал робота-мусорщика.

Следующая встреча с весёлым толстячком произошла в столовой. Вообще-то весь экипаж, включая механиков, должен были есть в одной каюте за большим круглым столом. На деле, однако, говнокрут не мог есть там, где едят другие: считалось, что его присутствие портит аппетит. Поскольку же в столовой почти всегда кто-нибудь сидел, говнокруту полагалось ждать счастливого случая под дверью, получая свою порцию невинных шуток от скучающих господ из экипажа. Оскар просидел под дверью часа три, после чего попытался было сунуться в столовую вместе с уборщиком. Тот возражать не посмел, но смотрел на него с такой злобой, что Кралевский счёл благоразумным впредь дожидаться раннего утра, когда экипаж отсыпается. Один раз это прокатило, и он смог поесть. Но на следующее утро, уверенно зайдя в столовую, он наткнулся там на всё ту же знакомую троицу.

— Что, говнюшонок, покушать захотелось? — хохотнул Яйно, и показал ему на стол. Там стояла тарелка, на дне которой лежала, свернувшись, слизистая фекалия. — Это тебе. Специальное блюдо. Или не голодный? Ребятишечки, а давайте-ка прочистим желудок господину говнокруту…