Мария Галина - Волчья звезда

Вся эта история началась гораздо раньше - когда к нам в Дом пожаловал Хранитель Скарабей. Он был первым стариком, которого я увидела, и сначала я решила, что он просто урод или чем-то болен - на самом деле Хранители почему-то живут дольше остальных. Отчасти понятно, почему - еды им выдается больше, чем другим пожилым людям.

- Вот эта, - сказала Дрофа и вытолкнула меня на середину комнаты. Я попробовала было упираться, но она просто ухватила меня своими цепкими костлявыми пальцами за ухо и больно дернула.

Хранитель оглядел меня.

- Она хромает, - сказал он.

- Ну, руки ведь у нее на месте, с Предметами возиться она может. Больше-то она ни на что не годится.

Хранитель осуждающе покачал головой.

- Я предпочел бы мальчика, - сказал он.

- Подходящих мальчиков сейчас нет, - твердо ответила Дрофа.

Он вздохнул, что-то пробормотал, потом громко произнес:

-Ладно.

Я уперлась, потому что боялась пойти за этим страшным человеком.

- А жрать хочешь? - мрачно спросила Дрофа. - Хватит с меня на калеку еду расходовать.

На самом-то деле я вкалывала не меньше остальных. Но она смотрела в будущее - вряд ли нашелся бы такой дурак, который согласился бы выплатить Дому калым за хромоножку.

- Ладно, - сказал Хранитель, - оставь девчонку. Ты ее вконец запугала.

- Ее запугаешь, - пробормотала Дрофа. - Ишь, как смотрит. Того и гляди, укусит...

- Пошли, девочка, - мягко сказал старик. - Не бойся. Никто тебя не обидит.

- Я и не боюсь, - на всякий случай сказала я.

- Тебя как зовут?

- Выпь.

- Это за что же тебя так?

- Крикливая была очень, - сказала Дрофа, - порою так накричится, аж синеет. Ступай, ступай, убоище. И ты ступай, отец. У меня еще дел полно.

Уже потом я узнала, что Хранители живут так долго еще и потому, что их все уважают и побаиваются. Да еще потому, что им не приходится надрываться на полевых работах, под ветром и дождем. Но Дрофа - баба склочная, она никого не боялась.

- Суровая у вас старшая, - заметил он, когда мы карабкались вверх по склону.

- Такой ее мама родила, - ответила я. По крутизне мне было ходить трудновато, но я приноровилась. Тем более, сам он шел медленно.

- Это где тебя так угораздило? - спросил он вполне доброжелательно.

- Во время последнего набега, - ответила я. - Но сама-то я плохо помню. Говорят, всех наших тогда поубивали... кроме меня.

Это было первое мое неотчетливое воспоминание: крики - то испуганные, то яростные; мечущиеся сполохи огня? юто-то проносится мимо - с топотом, с визгом; огромные тела неведомых животных, от которых валит пар - и багровый туман боли... очень долго - багровый туман боли.

- Ты заползла под перевернутую корзину, - рассказывала потом Дрофа, - и сидела тихо-тихо. Тебя нашли только день спустя, когда ты начала поскуливать, точно раненый волчонок. Оттого и нога срослась неправильно.

Полагаю, я и помню все плохо потому, что было так страшно и больно.

Хранитель жил отдельно от всех - это был даже не Дом, так, одно недоразумение; кроме самого старика да мальчишки-полудурка, который приходил из соседнего Дома, чтобы натаскать воды или принести сушняка, можно было месяцами никого не видеть. Его жилище располагалось выше остальных; подниматься туда было трудновато, а ему с годами все труднее - потому он и решил, что ему нужен помощник; но зато сверху, с обрыва было видно все поселение, и степь - до дальнего горизонта, и даже ярко-синий лоскуток моря, а в ту, последнюю весну, далеко-далеко на побережье - в хорошую погоду - серебристые купола становища Звездных Людей. Задние комнаты были забиты Предметами, а Записи лежали туго .спеленутыми, в кожаных свертках, чтобы их не погрызли мыши или жучки. Правда, что могли, они уже сделали - от многих Записей осталась от силы половина и, как я потом выяснила, разобрать, что там говорилось, было трудновато, а то и вовсе невозможно. Предметы тоже большей частью были порученные - водой, или огнем, или просто временем, но даже те, что уцелели, был ни на что не похожи, и назначение у них было вовсе непонятное. Самые по виду бесполезные валялись в углу огромной грудой, а в холщовых мешках ближе к выходу лежали те, которые были хоть на что-то похожи - скажем, с рукояткой, за которую удобно было браться - непонятно, правда, что с ними нужно было делать после. Такие Хранитель время от времени вынимал и рассматривал, надеясь, что его вот-вот осенит.

Были там и Предметы, которые имеются во всех приличных Домах - ив Доме Дрофы тоже. Скажем, бутылки из зеленого и белого стекла - такие иногда находят в развалинах. Правда, у нас они все больше битые, и стекло используется, чтобы скоблить шкуры. Впрочем, прежде, чем приспособить Предмет к делу, он все равно должен пройти через руки Хранителя - мало ли, вдруг какой уж очень вредоносный попадется...

Меня он устроил в одной из комнат, сквозь крохотное окошко которой можно было видеть лишь небо да кусочек степи, но само помещение было сухое и даже теплое; этот Дом вообще протапливался лучше остальных, потому что старик нуждался в тепле. Поначалу я полагала, что таскать снизу воду и сушняк теперь придется мне, но этим продолжал заниматься мальчишка, а Хранитель начал учить меня разбирать Записи. Лучше бы я таскала воду - занятия оказались нудными: заучить непонятные значки было не так-то просто. У Хранителя порой лопалось терпение, и он хлопал меня по голове этими самыми Записями - правда не больно. Он говорил - любой может научиться разбирать Записи, если захочет. Вот уж не верю. К Предметам он меня не допускал - говорил, если неправильно ими воспользоваться, можно такого натворить... А как ими правильно пользоваться, он, похоже, и сам не знал.

Так прошла зима. Да и весна тоже. Становище Звездных Людей, выросшее в первые дни весны, перестало казаться чем-то из ряда вон выходящим, а превратилось в привычную деталь окружающего мира, вроде искривленного дерева, прилепившегося рядом с Закатной скалой. Порой я думала - как там у них на самом деле... рассказывали про них совсем уж невероятные вещи, но кто же поверит таким рассказам.

А вскоре Звездные Люди сами пришли к нам.

Они стояли у порога - мужчина и женщина - в этих своих серебристых одеждах; открытыми оставались лишь кисти рук, белые, не знающие работы, да еще лица под капюшонами. У женщины волосы выбивались из-под капюшона, и видно было, что они золотистые и легкие, как паутинка. Она была очень красива, но какой-то бесполезной красотой, потому что силы в ней не было никакой - плечи слишком узкие, чтобы носить воду; бедра слишком узкие, чтобы рожать. Третьей женой к какому-нибудь кочевнику ее и удалось бы сбыть, но насчет калыма еще пришлось бы поторговаться.