Роберт Говард - Голуби Ада
Он направил луч света в зал. Следы исчезали во мраке.
- Предположим, ваша дикая история правдива, - пробормотал Бакнер, обращаясь скорее к себе, чем к Грисвелу. - Это не ваши следы. Похожи на женские... Предположим, кто-то засвистел, и Браннер решил узнать, в чем дело. Следы это подтверждают. Но если так, то почему он не лежит там, где его убили? Неужели он умер не сразу, а сумел отнять топор у того, кто его прикончил, и спуститься по лестнице?
- Нет, нет! - На Грисвела вновь нахлынули воспоминания. - Я видел его на лестнице. Он был мертв. Ни один человек не остался бы жив с такой раной...
- Я тоже так считаю, - сказал Бакнер. - А значит, все, что вы мне рассказали, - бред сумасшедшего. Ни один нормальный человек не выдумает столь глупую и бессмысленную версию, чтобы избежать наказания. Обычная картина самозащиты выглядела бы куда правдоподобнее. Ну что ж, пойдем по следам... Что это?
Грисвел почувствовал, как его сердце сдавили ледяные пальцы. Лампочка фонарика быстро угасала.
- Странно, - пробормотал Бакнер. - Батарейка новая... - Впервые Грисвел услышал в его голосе страх. - Идем отсюда, быстро! - скомандовал шериф.
От луча осталось слабое красноватое свечение. Тьма быстро сгущалась. Бакнер пятился, толкая Грисвела спиной. Щелкнул взведенный курок. Послышался скрип, словно где-то неподалеку отворилась дверь. Грисвелу показалось, что тьма угрожающе вибрирует. Он знал, что Бакнер тоже это чувствует, - мышцы шерифа напряглись, как у пантеры, готовой к прыжку. Но все же Бакнер не спеша дошел до лестницы и спустился. Грисвел пятился, преодолевая страх, борясь с искушением закричать и вновь побежать сломя голову. Он мгновенно покрылся холодным потом, когда подумал: а вдруг мертвец подбирается к ним снизу с застывшей на лице ухмылкой и с топором, занесенным для удара?
Эта мысль завладела им целиком, и лишь в нижнем коридоре Грисвел осознал, что по мере того, как они спускались, фонарик светил все ярче и наконец засиял в полный накал. Но когда Бакнер направил луч в пространство над лестницей, тот не смог рассеять дымчатую мглу.
- Проклятие! Не иначе, эта тварь заколдовала фонарь, - пробормотал Бакнер.
- Посветите в комнату! - взмолился Грисвел. - Посмотрите, может быть, Джон... Джон... - У него заплетался язык, но Бакнер понял. Никогда в жизни Грисвел не подозревал, что вид лежащего на полу окровавленного тела может принести такое облегчение.
- Он на месте, - проворчал Бакнер. - Если он и ходил после того, как его убили, то теперь не ходит. Но что с фонарем?
Направив луч фонаря во тьму верхнего этажа, он стоял, хмурясь и покусывая губу. Трижды он поднимал револьвер.
Грисвел читал его мысли. Шериф боролся с искушением взлететь по лестнице и помериться силами с неведомым противником. Но осторожность взяла верх.
- В темноте мне там делать нечего, - пробормотал он. - Фонарь, думается, опять откажет. Он повернулся и посмотрел на Грисвела в упор. Нет смысла гадать, что да как. Тут кроется какая-то чертовщина, и кажется, я догадываюсь какая. Не думаю, что Браннера убили вы. Убийца сейчас там, наверху, кто бы он ни был. В вашем рассказе мало здравого смысла, но погасший фонарь тоже не так-то просто объяснить. Сдается мне, там, наверху, - не человек. Я никогда не боялся ночных засад, но на этот раз не пойду туда до рассвета. Будем ждать на веранде.
Когда они вышли на просторную веранду, звезды уже поблекли. Бакнер уселся на балюстраду лицом к двери, не выпуская револьвера из руки. Грисвел устроился рядом, привалился лопатками к растрескавшимся балясинам. И закрыл глаза, радуясь ветерку, приятно студившему голову.
Происходящее казалось сном. Он был чужаком в этом краю - обиталище черного ужаса; над ним нависла тень петли, поскольку в этом таинственном доме лежит с раскроенным черепом Джон Браннер... Эти мысли витали в мозгу, словно тени, пока не утонули в серых сумерках сна, незваным гостем пришедшего в усталую душу.
Он проснулся на рассвете, не забыв ни одного кошмара минувшей ночи. Сосны тонули в тумане, его извивающиеся жгуты переползали через разрушенную ограду. Шериф тряс Грисвела за плечо:
- Проснитесь! Уже утро! Грисвел поднялся, морщась от боли в затекших членах. Лицо у него было землистое, постаревшее.
- Я готов идти.
- Я там уже был. - В глазах Бакнера отражался свет зари. - Не стал вас будить. Поднялся туда сразу, едва рассвело. И ничего не обнаружил.
- А следы босых ног?
- Исчезли.
- Исчезли?!
- Да, исчезли. Вокруг того места, где кончаются следы Браннера, нарушен слой пыли. Она заметена в углы. Мы опоздали. Пока тут сидели, кто-то уничтожил следы, а я ничего не слышал. Я обыскал весь дом. Ума не приложу, где может прятаться убийца.
Грисвел задрожал, подумав о том, что спал на веранде один.
- Что теперь делать? - апатично спросил он, - нечем доказать свою невиновность.
- Отвезем в полицию тело Браннера, - сказал Бакнер. - Объяснения я возьму на себя, иначе вас немедленно арестуют. Ни районный прокурор, ни судья, ни присяжные вам не поверят. Я сам расскажу, что сочту нужным. Я не намерен вас арестовывать, пока не разберусь во всем окончательно. В городе никому ничего не говорите. Я сообщу прокурору о гибели Джона Браннера от рук неизвестного или группы неизвестных и о том, что я веду расследование. Вы рискнете провести здесь еще одну ночь? Спать в той же комнате, где спали вместе с Браннером?
Грисвел побледнел, но ответил так же твердо, как, наверное, предки его выражали решимость защищать свои дома и стада:
- Да, рискну.
- В таком случае помогите перенести труп в вашу машину.
Когда Грисвел увидел в белом свете зари бескровное лицо Браннера и прикоснулся к холодной, влажной коже, рассудок его взбунтовался. Они несли свою страшную ношу через лужайку, и серый туман оплетал их ноги холодными щупальцами.
2
Вновь сосны отбрасывали длинные тени, и вновь по старой дороге ехали двое. Машина с новоанглийской лицензионной табличкой подпрыгивала на ухабах. За баранкой сидел Бакнер - у Грисвела слишком расшатались нервы. Он осунулся, побледнел, щеки ввалились. Страх не покидал, парил над ним черной птицей. Днем Грисвел не мог спать, не чувствовал вкуса еды.
- Я обещал рассказать о Блассенвиллях, - сказал Бакнер. - Это были гордые, спесивые и чертовски жестокие люди. Со своими неграми они обращались похуже, чем другие помещики в округе, надо думать, тут сказывалась их вест-индская закваска. Старики говорят, злобные они были, особенно мисс Селия. Негры верили, что когда кто-нибудь из Блассенвиллей умирал, в ближайшем сосняке его обязательно поджидал дьявол. Так вот, после Гражданской войны они на удивление быстро перемерли, а усадьба пришла в запустение. Остались только четыре молоденькие сестры. На полях у них работало несколько негров, живших в старых лачугах, но все равно сестры едва сводили концы с концами. Жили они замкнуто, стыдясь своей бедности. Бывало, их месяцами никто не видел. Если нуждались в припасах, отправляли в город негра.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});