Александр Тюрин - Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки

А двадцать третьего десант стал возвращаться. Как позднее догадался доктор Крылов, двадцать первого из Москвы долетела шифровка, так мол и так, ввиду резкого изменения политической ситуевины в стране, завязывайте наскоро с операцией и дуйте назад. Как раз в это время погода изменилась в худшую сторону, началась болтанка и, наверное, поэтому десантники возвращались налегке, без бронетехники, на посланных за ними катерах.

В числе последних прибывших на борт судна был раненый капитан морской пехоты. Его крепко отделали. Сотрясение мозга после удара камнем по каске, пулевое ранение в ногу и колотая рана в боку. Удивление вызывало то, что камень, похоже, был пущен пращой, колотая рана осталась от стрелы — пришлось даже извлекать обсидиановый наконечник, — а пуля, которая застряла в ноге, совсем не походила на те, что применяются в советских или американских автоматах и пистолетах. Доктор Крылов благодаря коллекции своего отца, тоже военврача, неплохо разбирался в боеприпасах последних семидесяти лет. Так вот, девятимиллиметровая пуля, вытащенная из морского пехотинца, напоминала немецкую, времен второй мировой — от пистолета-пулемета «МП-41», известного как «шмайссер».

Особенно неприятным для медицины оказалось то, что наконечник стрелы был смазан ядом.

Я, конечно, поинтересовался, не кураре ли. Доктор Крылов сказал, что он так и не разобрался со сложным набором гемолитических и нервнопаралитических токсинов. И эта отрава исполнила роль первой скрипки в оркестре смерти, сыгравшем в организме капитана. Сработала и отрицательная погода, мертвая зыбь плюс перепады давления, отчего даже у здоровых мужиков кровь хлестала из носа. Короче, гвардии капитан почил и поплыл на родину уже в холодильнике.

Правда, перед своим отбытием на тот свет офицер успел кое-чего порассказать, что можно было счесть бредово-лебединой песней, если бы не сопутствующие странности.

Доктор Крылов взял небольшую паузу, собираясь снова разлить водку по баночкам с надписью «мокрота» и дать указания фельдшерам, потому что за занавеской принялись материться выздоравливающие бойцы. Потом все опять стихло, и поскольку иностранная мадам пока отсутствовала, мы в прежнем составе продолжали внимать военврачу. А он как раз принялся излагать последние слова капитана морской пехоты, который до последней капли крови выполнял задание родины на перуанском берегу.

Гвардии капитан Петр Калиновский находился в передовой группе нашего десантного отряда. На базе, в Балтийске, он командовал разведротой, откуда в Перу вместе с ним прибыло еще несколько сержантов. Вдобавок в передовой группе проявляли свои недюжинные способности несколько офицеров КГБ из управления "С" Первого Главного Управления. При них состоял мужичок довольно интеллигентного вида, который выступал в роли проводника и следопыта.

Все они ехали на боевой машине пехоты вдоль русла небольшой быстрой речушки, видимо, сбегающей с гор. Причем передвигались преимущественно ночью, а днем хоронились в прибрежных зарослях. Несколько раз им попадались индейцы откровенной дикарской наружности, замотанные в пестрые тряпки, с разрисованными физиономиями и растатуированными руками, с копьями и палицами мрачного вида. Попадались и разбегались с воплями, теряя свое оружие, а также кувшины, сделанные из тыкв, и набедренные повязки. Выглядело это слишком экзотично даже для Южной Америки.

Пару раз приходилось применять против тех, кто линял не слишком торопливо, гранаты с газом «Черемуха» и снотворные шприц-пули.

Дорога упорно шла в гору, дикая местность оставляла желать много лучшего по части цивилизации, передовая группа старательно огибала селения, представляющие скопления хижин, сложенных из слабо обработанных камней. Чем дальше, тем индейцы становились нахальнее. В один нехороший момент они большой толпой накатили на разведчиков, швыряя из пращей каменюки и садя из длинных луков, одежда у этих чудаков была просто как с премьеры мод у какого-нибудь Кардена. Яркие плащи с орнаментами, шлемы, украшенные зверскими мордами и плюмажами из перьев, щиты, обитые шкурами, содранными с разных хищников. И что самое интересное — индюшки тащили с собой на носилках какую-то важную мумию.

Одна стрела все-таки укусила в руку сержанта из Балтийска и пришлось угостить нападающих резиновыми пулями. Но сержант к вечеру сыграл в жмурки из-за остановки дыхания, и это было большим неприятным сюрпризом — индейцы активно использовали отравленные наконечники. Морского пехотинца оставили под кучей камней, попытавшись запомнить это место.

Зелень становилась все жиже, сошли на нет высоченные папоротники и огромные бамбуки, местность неуклонно изгибалась в сторону неба, русло реки быстро превращалось в ущелье. Однажды поутру путь машины преградил завал, со скальной стены стали валиться валуны, один из них проломил броню, оглушил водителя и вывел из строя управление. Торчать в металлической неподвижной коробке не было никакого положительного смысла. Когда разведчики вылезли наружу, на них направился плотный поток стрел. Теперь уж было не до игр. Очередями из ручных пулеметов морские пехотинцы посшибали головы у особо ретивых лучников и стали отходить. Но тут их встретил свинец, вылетающий из вполне огнестрельного оружия. Среди камней мелькали фигуры в обычных индейских шмотках, но в тех самых касках, которые у нас справедливо считаются фашистскими. Такие же «фашисты» принялись быстро спускаться сверху на канатах.

(Уже тогда было замечено, что в тамошних краях стволы, даже самые крупнокалиберные, не столь действенны, как к тому привыкла морская пехота. Чтобы пули никуда не свернули, надо по-настоящему не любить врага. Не работал здесь в прежнюю силу и глазомер, расстояния казались короче, чем были на самом деле, словно другим стал изгиб земной поверхности.)

Еще немного и завязался бы ближний бой, в котором разведчики вряд ли бы уцелели. Однако были с толком употреблены ослепляющие гранаты, дымовые шашки и огнеметы. Ущелье затянулось гарью и смрадом, в получившейся смутной атмосфере удалось пробиться из окружения. Правда, в списке живущих осталось из семи разведчиков только трое: капитан Калиновский, сержант из его роты и проводник.

Им пришлось еще целый день искать основную часть десантного отряда — рацию во время боя они потеряли. И, естественно, морские пехотинцы долбили следопыта вопросами — что это за чудной враг и какова, собственно, цель.

Проводник юлил и увиливал, но когда к его голове был приставлен «Макаров», все же раскололся.

Оказалось, что года за три до этого следопыт побывал в Перу в составе советской геологоразведочной экспедиции, которая суетилась насчет цветных металлов в Сьерре — так кличется здешняя гористая местность. И вот в перуанской глухомани кандидат геологических наук скребся по кустам, да вдруг забрел в ущелье, на скалах которого заметил древний барельеф. Почистив его, геолог узрел… изображение танкового сражения. Он, конечно, не стал обольщаться. Фон Деникен тоже углядел в одном ацтекском барельефе космонавта, летящего в ракете. Ну, а оппоненты ему возражали, что это скорее изображение мужика, сидящего в отхожем месте.