Антон Первушин - Первая экспедиция

– Правильно, – подразнил Плюмбум. – Респектабельно. А если напрямоту, Денис, то я никогда не понимал смысла вашего фонда. Что это такое в самом деле – Фонд поддержки альтернативных наук? Как тебя только Болек за это не сожрал с потрохами? Нам обычной науки не хватает, что ли? Плодите фриков и прочих мошенников – можно подумать, они без вас не проживут…

– Ты пропускаешь очень важный момент! – Лёлек отставил бокал, и даже речь у него изменилась, потекла величаво и гладко. – Наука сама по себе не является единственным способом познания мира. Абсолютного знания вообще не бывает. Только Бог знает все и понимает все, а мы не боги и никогда ими не станем, как бы ни пыжились. Прежде всего мы ведь записываем свое знание в виде букв и символов, а без нас эти закорючки на бумаге ровным счетом ничего не значат. Кто их прочтет, кроме нас? Но ведь люди говорят на разных языках, в каждой стране своя научная школа. О системах национальных мер и весов можно в этой связи вообще не упоминать, и так все ясно. Есть физика Ньютона, есть физика Эйнштейна, есть квантовая физика, есть пси-физика, есть теория струн и теория суперструн. Какая из них вернее описывает Вселенную?… То-то… Почему в таком случае не предположить, что среди теорий, которые наука сегодня отвергает, нет таких, которые описывают Вселенную точнее общепринятых? Да и кем они общеприняты? На планете найдется очень немного людей, которые могут похвастаться знанием, что такое бозон Хиггса и с чем его едят.

– Все это демагогия, – заявил Плюмбум, терпеливо дождавшись, когда Лёлек закончит свою тираду. – Рассчитана на дилетантов. Ты прекрасно знаешь критерии, по которым наука отличается от лженауки. Среди них принцип Оккама. А ваши альтернативно одаренные физики его постоянно нарушают.

– Так в том-то и дело, Витя, что есть на Земле одна вешь, которая этот принцип нарушает одним своим существованием. И ты с нее кормишься!

С победным видом он откинулся на спинку скамьи, а Шурик-С-Цитатой, прислушивавшийся к разговору, одобрительно крякнул и по привычке одарил общество цитатой:

– Как писали классики. Зона – это именно Зона, а не лоно, не два газона и не три, скажем… э… бизона.

– Три бозона! – не удержался от легковесной остроты Плюмбум, но интерес к продолжению разговора у него угас.

Он, конечно, нашел бы, чем ответить Лёлеку, однако ведь и сам порой не гнушался прибегать к консультациям «альтернативно одаренных» и даже – страшно подумать! – отстегивал за эти консультации приличные суммы. Потому что тот, кто хоть раз имел дело с Зоной, начинал придавать значение самым странным вещам и черпать информацию из самых необычных источников.

Тут к беседке подошли Привалов и Болек.

– …Ты слишком легкомысленно относишься к этим вещам, – говорил Привалов на ходу. – А ведь всё серьезно, знаешь ли. Если бы мы были точно уверены, что Зона – это благо, но ведь нет! Наоборот, чем дальше, тем больше мы убеждаемся, что она несет зло. Увечные, искалеченные. Молодежь там гробится пачками. Мало им аномалий и мутантов, так еще и палят друг в друга почем зря. На Диком Западе было куда спокойнее, чем даже на Кордоне. И души себе калечат. Нормальных среди сталкеров вообще не бывает, все с вывихом.

– То есть ты калека? – спросил Болек с подначкой.

– Я не сталкер, – отвечал Привалов, резко повысив голос. – Никогда не крался, никогда не воровал, не мародерствовал. Не торговал на черном рынке. Но да, ты прав, я тоже с вывихом. Все мы Зоной отмечены, все уроды. Потому и опасна эта мерзость, что отмечает на веки вечные любого, кто прикоснулся к ней. Хуже чумы. Не боитесь, если когда-нибудь она весь мир пожрет?

– Ты прямо как «долговец» рассуждаешь. – Болек неодобрительно покачал головой. – Пафоса много, а толку кот наплакал. Возможно, это прозвучит цинично, но факт остается фактом: отсев молодняка идет всегда, во все времена, и до Зоны он тоже шел, но без смысла и видимой цели. Вспомни, сколько их гробилось в горах, куда они перли без снаряжения и грамотных инструкторов. Вспомни, сколько тонуло во время дайвинга. Я уж молчу про гонки по ночным улицам. Молодая энергия ищет выхода, а о смерти они в этом возрасте не думают. Теперь пассионар- ность молодежи нацелена на Зону. И способствует прогрессу, а не растрачивается впустую…

– Во-во, – поддержал Шурик-С-Цитатой. – Как пел классик, так лучше, чем от водки или простуд.

– Не так примитивно, конечно, но в целом верно, соглашусь.

– Куда-то вас не туда понесло, – заявил Плюмбум, который слышал эти разговоры и подобные доводы не один и даже не два раза. – Давайте выпьем, что ли? А то Денис уже страдает алкоголизмом, а мы еще нет.

– Я не страдаю, – тут же заявил Лёлек гордо, – я наслаждаюсь!

Тем не менее он споро открыл штопором новую бутылку, разлил вино по бокалам.

– Ларису хорошо бы дождаться, – сказал Болек, с сомнением глядя в свой бокал. – Обидится, что без нее начали.

– Она когда-то обижалась? – уточнил Плюмбум.

– Нет.

– Зачем тогда попусту языком трепать?

– В самом деле, – сказал Лёлек. – Она женщина. Ей, блин, положено опаздывать. Это такой стереотип, тендерный, хе-хе. Мы общий тост и после поднять можем. А сейчас предлагаю выпить за… э-э-э… стереотипы!

– Прекрасный тост, – поддержал Болек.

Впрочем, выпить в мужской компании у них в тот

день не получилось. Послышался шум подъезжающей машины, потом автомобиль остановился, и за калиткой появилась долгожданная Лара.

– Хм-м, – сказал Лёлек без видимого огорчения, – не успели.

Лара открыла калитку и, цокая каблуками, направилась прямо к расположившимся в беседке друзьям. На ней был поношенный джинсовый костюм. Светлые волосы по-молодежному забраны в хвостик. Так она всегда и выглядела: хоть на отдыхе, хоть на работе, – однако сегодня по ее лицу мужчины поняли, что произошло какое-то экстраординарное событие. Лара шла, неестественно выпрямившись и глядя в одну точку перед собой, нежные черты лица заострились, нижняя губа прикушена, в уголках рта собрались морщинки.

Плюмбум сразу подобрался. Похоже, предстояло выслушать очень неприятную новость.

Не обращая ни на кого внимания, Лара вошла в беседку и села на скамью. И замерла, все так же глядя в одну точку.

– Кхе-кхе, – кашлянул беспардонный Лёлек, но Плюмбум тайком показал ему кулак.

Воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом листьев да чириканьем вездесущих воробьев. Продолжалось это с минуту, потом взгляд Лары сделался осмысленным и сфокусировался на бокале с вином. Она взяла его и, не мешкая, опустошила в два глотка. Нетерпеливый Лёлек снова попытался издать какой-то звук, и Плюмбуму снова пришлось сделать предостерегающий жест.