Дмитрий Володихин - Мастер побега

И теперь он смотрит на свою ученицу, жадно выпрашивая: «Ну же, Дана, ну же, радуга моя живая, ну же, очень тебя прошу, поверни голову в мою сторону… На кой тебе эта подруга? Ты с ней еще тысячу раз поговоришь, ты еще ей с три короба…»

Между тем председатель Общества, делая артистический жест рукой в направлении Рэма, произносил заключительные слова:

– …и сейчас я имею честь передать слово…

«Ну же, Дана! Последняя возможность! Пожалуйста! Я здесь, Дана!»

И тут она все-таки повернулась к нему. Посмотрела на него.

«Дана!»

– …студенту историко-филологического факультета Императорского университета искусств…

Улыбнулась ему.

Самородки – те, для которых дно озера стало домом, – на миг сверкнули.

– …господину Тану! Прошу вас, Рэм.

Он встал и пошел к кафедре, храня на лице выражение счастливого идиотизма и не сводя глаз с женщины-девочки в боковом проходе.

Наконец ему удалось оторвать от нее взгляд.

Рэм начал, как положено, с перечисления всех текстов, которые дошли от Мемо Чарану. Того самого, получившего от учеников и последователей прозвище «Пестрый Мудрец».

Так надо и следовало начать, ибо так начинают профессионалы.

Вот поучение Мемо «О соблюдении порядка».

Вот его «Житие отшельника Фая».

Вот «Малый комментарий» к «Придворному кодексу Срединного великого княжества».

Прочее – невнятные отрывки, то приписываемые Мемо, то не приписываемые…

Оп! При словах «Малый комментарий» и т.п. брови академика Нанди поползли кверху. Еще полдюжины по-настоящему серьезных специалистов отреагировали по-разному – кто удивленным лицом, кто – скептическим прищуром, а кто – осторожным шушуканьем. Остальные ничего не поняли. Или в лучшем случае почти ничего.

Потом Рэм напомнил о трех исторических хрониках, где упоминается Мемо Чарану: Срединная великокняжеская, Вторая Пандейская церковная и, немножечко, Великая Хонтийская. Были, правда, еще дневники придворной дамы Налы. Но их нельзя использовать: слишком велики сомнения относительно их достоверности. Скорее всего правы исследователи, увидевшие в дневниках Налы позднюю фальсификацию. Притом очень позднюю, видимо, времен Регентства. Сохранились еще два документа, и они, пожалуй, кое-что проясняют. Первый из них – жалованная грамота на поместье в Пригорье, выданная Мемо «в честь заслуг». Второй – список персон благородного происхождения, взятых на судейскую службу при пандейском царе Таджхаане. В нем Мемо Чарану назван среди четырех «высших мужей закона», а именно третьим – поставленным у «Южных врат сияющего престола».

Рэма долго и хорошо учили, особенно господин Ка-ан: сначала рассказать то, что знают все порядочные специалисты, и только потом явить то, до чего по сию пору никто не додумался.

Допустим, чем были «Южные врата» четыре столетия назад, определил еще дедушка академика Нанди. Орды пандейцев в союзе с горскими князьями ворвались на земли благословенного Срединного княжества, завоевали его и пятнадцать лет властвовали над самой хлебородной областью континента. Пандейский король называл оккупированные области «Южными вратами» своего «сияющего престола». «Северные врата» – коренная Пандея, «Западные» – Пригорье, а «Восточные» – спорное порубежье с Хонти. При этом двор Таджхаана оставался на севере, и там был старший из «высших мужей закона». Иначе говоря, главный толкователь законов всего царства.

Мемо Чарану – не пандеец, он уроженец Срединного княжества. Его отправили на юг, к сородичам, и он служил законником всего-навсего при наместнике, а не при самом царе. Значит, лжет Вторая Пандейская церковная хроника, поскольку там сказано: «И вышел из варварских равнин Срединья муж великой учености именем Мема. И удоволил его царь Таджхаан платьем, поместьем и жалованьем. И слушал его советы, как никого другого. Ибо не боялся великий Таджхаан зачерпнуть из колодца чужой премудрости». Вот уж вряд ли! Мемо, как видно, приняли у Таджхаана, признали человеком полезным, но выслали на службу в его же отечество. Жил он, стало быть, в тридцати конных переходах от столицы Пандеи. А оттуда мудрено подать совет государю…

Об этом, допустим, догадались еще двадцать лет назад.

Кто-то назвал Мемо предателем – зачем он пошел на службу к врагам? Кто-то в его поступках отыскал желание просветить северных варваров. Но если внимательно вчитаться в его «Поучение о соблюдении порядка», написанное как раз на пандейской службе, многое становится понятным. Мемо выявлял черты превосходства закона по сравнению с неписаным правом общинников, властью хищных баронов, злым обычаем бунтарей и лукавой жестокостью чиновников. Кто страдал тогда от нарушений закона больше – завоеванные или завоеватели? А кому преждевременное восстание грозило гибелью? Мемо всего лишь использовал свою ученость, чтобы создать идеал всеобщего равенства перед законом. А его отечество очень нуждалось в соблюдении закона со стороны торжествующих победителей…

Мемо пожертвовал честью и добрым именем, пошел на поклон к лютым врагам – ради чего? Чтобы защитить свой народ силой слова.

Это, допустим, открыл десять лет назад сам академик Нанди.

Поместье Мемо получил не от пандейского царя. Он получил землю еще до завоевания, от собственного государя Гая V, великого князя срединного. Пандейцы могли, в сущности, всего лишь подтвердить пожалование или отобрать земли. Так? Так. Жалованная грамота на при-горское поместье выдана Мемо за его заслуги перед престолом Как он возвысился, неизвестно. Зато в грамоте четко прописано, кем он был перед тем, как сделался помещиком до прихода пандейцев Мемо учил детей великого князя. Выходит, его ученость не вызывала сомнений – иначе князь Гай не взял бы его ко двору и не доверил бы сына с дочерью. Но вот само пожалование долго и напрасно считали новой почестью. Пригорье – захолустье. Притом захолустье, постоянно подвергавшееся набегам горцев. Поменять жизнь при дворе на судьбу небогатого служильца в опасном пограничье – не почесть, а ссылка Помещики обязаны были по первому зову местных властей снаряжаться на защиту крепостей и в воинские походы. Пришлась ли книжному человеку по вкусу работа младшего офицера? Вот уж сомнительно. Выходит, философ Мемо чем-то крепко провинился перед Гаем V.

До этого, допустим, додумался профессор Каан. Год назад, незадолго до того, как увлекся своей дурацкой биоисторией.

Помещиком Мемо пробыл ровно год. Началось пандейское вторжение. Вся жизнь Срединного княжества перевернулась вверх тормашками.

Великая Хонтийская хроника сообщает: «У грязных и подлых варваров из Пандеи единственным справедливым чиновником был некто Мемуш, ученый человек, да и тот не пандеец, а срединник. Двенадцать лет служил он неблаговерным собакам, возвышаясь подобно столпу истины в бездне нечестия. При нем разбои поубавились – насколько мог поубавиться неистовый нрав буйных дикарей. Учил он доброму…» – далее в хронике следует ужасный перевод небольшого фрагмента из «Поучения».