Андрей Ливадный - Прототип
В среде каждого поколения есть Просвещенные – люди, получившие частицу знания Прототипов. Это невозможно отрицать. Без них мы бы прозябали во тьме деградации и невежества. Они приносят обновление в мир, совершают открытия, позволяющие жить лучше…»
Максим рос любопытным, бесстрашным. Мальчишкой он тайком от взрослых, на свой страх и риск, исследовал Святилище. Несколько сырых, стылых, полуразрушенных подземелий его совершенно не впечатлили. Больше похоже на заброшенные подвалы, соединенные короткими коридорами. Он был откровенно разочарован и надолго утратил интерес к древней постройке, пока не случилась беда.
Мать внезапно и тяжело заболела. Никто не мог ей помочь. Даже врач, которого отец привез из города, лишь беспомощно развел руками, осмотрев больную, и спешно уехал.
Он отчетливо запомнил тот вечер. Стояла ранняя осень. Деревья рдели багрянцем, роняли листву, ветер подхватывал ее, шаловливо кружил, уносил в лес, таинственно шелестел по проселку. В небе еще не высыпали звезды, Максим сидел на крыльце, строгая дощечку, когда скрипнула дверь. Отец присел рядом на деревянные ступеньки, долго молчал.
– Пап, ты чего? – первым не выдержал Максим. – Доктор поможет? Почему он так быстро уехал?
– Беда, сынок.
– Он не вылечит маму?
– Нет. В городе тоже многие болеют. Он сказал: это связано со Святилищами. Их решено уничтожить.
– Но… ты же сам учил – так нельзя!
– Боюсь, я только беду сегодня накликал, – сокрушенно ответил отец. – Он донесет на нас. В городе творится настоящее безумие. Люди без причины бросаются друг на друга, убивают.
– Но ведь с мамой все не так! – на глаза Максима вдруг навернулись слезы.
– Знаю. Но горожане настолько перепуганы, что уже не могут отличить обычную инфекцию от их треклятого мнемовируса.
Максим совершенно не понял, о чем идет речь, но чувство тревоги ему передалось.
– Что же делать, папа? – растерянно спросил он.
– Я ходил в Святилище. Просил. Умолял. Они меня не услышали.
– Ты обратился к Прототипам?! – Максим шмыгнул носом, вытер слезы.
– Бесполезно, – тяжело вздохнул отец. – Я уже стар для них, – неожиданно добавил он. – Понимаешь, Прототипы никогда не общаются с людьми старше тридцати пяти лет.
– Почему?
– Этого я не знаю. Но так было всегда. Послушай, сынок, – его голос дрогнул, – попробуй попросить их? Вдруг к тебе они снизойдут?
Максиму стало страшно. Конечно, он любил маму, но мысль о таинственных, бестелесных существах сковывала разум, холодила душу. «Что я им скажу?» В тот вечер ему впервые пришлось задуматься, спросить себя: а верю ли я вообще в их существование?
Максим понурил голову и вдруг ответил, запальчиво, дерзко:
– Я попробую! – он встал, пока не иссякла решимость, но тут же оглянулся, тихо переспросил: – Пап, а как с ними говорить? Что нужно делать?
Отец вскинул взгляд, посмотрел на сына:
– Главное, – говорить от души, от сердца. По-настоящему. Остальное не важно. Нет проверенных формулировок. У каждого свои слова для них.
– Ну, ладно… – мальчонка развернулся и, уже не оглядываясь, медленно пошел в направлении древнего Святилища.
* * *С тех пор минуло десять лет.
Макс рывком преодолел открытое пространство, присел, маскируясь кустарником, разросшимся у подножия холма.
Огоньки, хоть и поблекли с рассветом, но по-прежнему роились между каменными столбами, никак не реагируя на происходящее.
«Нет вам сегодня добычи», – билась мысль. Шустов отыскал участок просевшей почвы, начал быстро копать. Прихваченная утренним заморозком, густо пронизанная корнями земля поддавалась с трудом, но Максим остервенело рыхлил ее ножом, пока клинок вдруг не провалился в пустоту. Он расширил лаз, убедился: двери нет. Под руку попался лишь фрагмент массивной рамы. Ничего удивительного. Кем бы ни были Прототипы, – они погибли, все до единого. Их убежища, возведенные людьми в ранг «Святилищ», носили очевидные следы разрушений.
Все, лаз уже достаточно широкий.
Шустов вполз внутрь, включил фонарик, осмотрелся. Сырые, серые стены. В трещинах заметны корни растений, на полу земля. Он посветил вперед, увидел вход в центральное помещение. Массивная дверь приоткрыта.
Все происходило, как в тот памятный вечер.
Торец двери царапнул по экипировке. «Уже не мальчишка», – с горечью подумал Максим, с трудом протискиваясь в небольшой зазор.
Центральное помещение озарял тусклый свет. Теперь обстановка «Святилища» воспринималась иначе. Не обломки «мебели» наполняли подземный зал, а разбитая аппаратура, не имеющая ничего общего с современными человеческими технологиями.
Дрожью вдруг окатило спину.
Часть устройств работала! От них исходил тусклый свет!
Шустов на миг замер, охваченный вполне объяснимой робостью. Что-то древнее, неизведанное, обладающее несомненной силой, таилось тут. Взгляд заледенел, мышцы оцепенели, но в поле зрения не попалось ни одного блуждающего огонька, и секундная оторопь схлынула.
Он быстро начал устанавливать взрывчатку. Иного способа уничтожения древних бункеров пока не придумали.
Невнятный шепот крался в тишине. Макс работал сноровисто, сосредоточенно и не сразу его расслышал.
Не нужно. Не нужно. Не разрушай…
Мгла внезапно трансформировалась. Ему показалось, что воздух вокруг уплотнился, принимая смутные очертания человекоподобных фигур, окруживших его со всех сторон.
Лиц он не видел, да и не пытался их рассмотреть. Жуть продирала ознобом, дыхание снова перехватило.
Он машинально вставил последний детонатор, выпрямился, глядя на едва различимые силуэты, сотканные из сумрака. Если уходить, то сейчас, немедленно. Но придется пройти сквозь них.
Не разрушай нас…
Чувство детской обиды, безысходного отчаянья вдруг вернулось, спазмом схватило за горло. Где же вы были, когда я молил о помощи, предлагая любую цену за спасение матери?!
В тот вечер он просил искренне, звал Прототипов, невольно давясь слезами.
Ему никто не ответил. Лишь рой блуждающих огоньков, обычно витающий между каменными столбами на вершине холма, проник в подземелье, окружил Максима, а затем вдруг отпрянул, словно таинственная сила с их помощью взглянула на мальчишку и… отвергла его.
Теперь он понимал – почему. Две эпидемии мнемовируса вывели четкую закономерность, не противоречащую информации из религиозных источников.
Веками Прототипы снисходили лишь к определенной возрастной группе своих последователей. Почему? Неизвестно. Но и смертельному заболеванию психики, получившему название «мнемовирус», подвержена только группа риска – люди в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет. Остальные словно не замечают болезни. Но это стало известно сейчас, а тогда, во время первой вспышки, никто ничего не понимал, не проводил никаких параллелей. Людей просто охватил ужас, наступил хаос.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});