Джефф Вандермеер - Консолидация

Во время предварительных собеседований, прежде чем решить, кто отправится в двенадцатую экспедицию, биолог, согласно стенограммам бесед в ее личном деле, ухитрилась изречь всего 753 слова. Контроль пересчитал их. Считая и слово «завтрак» — полный ответ на один из вопросов. Этот отклик привел Контроля в восторг.

Он считал и пересчитывал эти слова во время затяжного периода ожидания, пока настраивали его компьютер, выдавали ему электронный пропуск, пароли и коды доступа и выполняли все прочие ритуалы, ставшие чересчур знакомыми Контролю за время прохождения через различные агентства и департаменты.

Он настоял на размещении в кабинете бывшей директрисы, несмотря на попытки Грейс упрятать его в приукрашенный чулан вдали от всего и вся. Вдобавок настоял, чтобы в кабинете оставили все как есть, даже личные вещи. Мысль, что он будет копаться в барахле директрисы, пришлась ей явно не по нраву.

— Вы сам не свой, — изрекла Грейс, когда остальные удалились. — Как будто вы вообще не здесь.

Он просто кивнул: возражать, что это несколько странно, было бессмысленно. Но раз уж он здесь, чтобы все оценить и возродить, ему нужно четко представлять, насколько сильно все пошатнулось, а, как однажды сказал какой-то социопат в другом месте, «рыба гниет с головы». Разумеется, рыба гниет целиком, распад тканей не ведает иерархии и не управляется кастовыми различиями, но мысль ясна.

Контроль немедленно обосновался за монументальным столом посреди папок, громоздящихся грудами и кучами, наслоений записок и клейких листочков… в вертящемся кресле, дающем грандиозный панорамный вид на книжные шкафы вдоль стен, перемежающиеся с пробковыми досками, покрытыми пластами клочков бумаги, приколотыми и пришпиленными слой за слоем так, что обрели сходство с диковинно-изящными, но бессистемными художественными инсталляциями. Запах в комнате царил затхлый, с легкой отдушкой давнего сигаретного смога.

Один лишь вес и размер компьютерного монитора директрисы говорил о его моральном устаревании, как и факт, что он испустил дух десятилетия назад, успев обрасти толстым слоем пыли. Его равнодушно отодвинули в сторонку, и два менее выгоревших следа на устилающем стол календарном листе указывали как его первоначальное положение, так и положение ноутбука, очевидно, его сменившего, — хотя отыскать этот ноутбук никто не мог. Контроль мысленно отметил, что надо поинтересоваться, искали ли у нее дома.

Календарь относился к концу девяностых. Не в том ли году директриса начала терять нить? Ему вдруг привиделась она в Зоне Икс в составе двенадцатой экспедиции, просто бредущей сквозь пустошь без реальной цели, — высокая, дебелая пятидесятипятилетняя женщина, которая вполне сошла бы за сорокапятилетнюю. Молчаливая, запутавшаяся, раздираемая противоречиями. Настолько поглощенная собственной ответственностью, что позволила себе уверовать, будто должна сама присоединиться к людям, которых посылает в поле. Почему никто ее не остановил? Неужто никому не было до нее никакого дела? Или она привела убедительные доводы? Голос не сказал. А ее возмутительно неполное личное дело не поведало ровным счетом ничего.

Все, что он видел, свидетельствовало, что ей было не наплевать и в то же время наплевать на функционирование агентства.

Что-то упирается в колено слева под столом — системный блок к монитору. Интересно, не прекратил ли и он работать еще в девяностых. У Контроля сложилось впечатление, что ему не захочется заглядывать в комнаты, где работает техобслуга, смотреть на жалкие чахнущие трупы компьютеров прошлых десятилетий, хаотичный нечаянный музей пластика, проводов и печатных плат. А может, рыба и правда гниет с головы, и разложилась только директриса.

Так что, не располагая компьютером, пока его собственный ноутбук не сочли достаточно защищенным, Контроль занимался необременительным почитыва-нием стенограмм вводных бесед с членами двенадцатой экспедиции. Проводила их бывшая директриса в своем качестве психолога.

Остальные рекруты, по мнению Контроля, были просто буйными, неудержимыми гейзерами — взахлеб журчащие, щебечущие, сыплющие штампами болтушки, сравнительно не способные держать язык за зубами… 4623 слова… 7154 слова… и чемпион всех времен — лингвистка, которая пошла на попятный в последний момент, выдавшая ответов на 12 743 слова, включая героически нескончаемые детские воспоминания, «увлекательные, как почечный камень, продирающийся через елду», как кто-то нацарапал на полях. Что оставляет особняком только биолога и ее считаные 753 слова. Такого рода самоконтроль заставил его смотреть не только на слова, но и на паузы между ними. Например: «Я наслаждалась всеми своими местами работы». Но при том с большинства этих мест ее вытурили. Она думала, что не сказала ничего, но каждым словом — даже «завтрак» — открывала просвет. С завтраком у биолога в детстве не заладилось.

Призрак прямо здесь, в стенограммах, сквозит по тексту с момента ее возвращения. Вещи, проглядывающие в пробелах, отбивая у Контроля желание произнести ее слова вслух из страха, что он не совсем понял подспудные чувства и скрытые аллюзии. Обособленное описание чертополоха… Упоминание о маяке. Предложение или два, описывающие характер света на болотах Зоны Икс. Ничто из этого не должно было задеть его за живое, однако же Контроль ощущал ее где-то тут, заглядывающей ему через плечо, в то время как беседы с другими членами экспедиции подобных чувств не вызвали.

Биолог утверждала, что помнит не больше остальных.

Контроль признал это за ложь — или то, что станет ложью, если удастся вытянуть ее на разговор. Хочет ли он разговорить ее? Осторожничает ли она из-за чего-то, случившегося в Зоне Икс, или просто по складу характера? И тут над столом директора промелькнула тень. Он уже бывал здесь — или где-то около, уже принимал решения подобного рода, и это едва не пришило его — во всяком случае, прошило его насквозь. Но выбора у него не было.

Около 700 слов по ее возвращении. В точности как у двух других. Но, в отличие от них, это примерно сопоставимо с ее лаконичностью перед отправлением. И в наличии странные особенности, отсутствующие у других. В то время как антрополог могла бы сказать: «Местность была пустынна и первозданна», биолог сказала: «Повсюду был ярко-розовый чертополох, даже когда пресная вода сменилась соленой… Свет на заре был низким пламенем, блистанием».

Это в сочетании с диковинностью заброшенной стоянки привело Контроля к мнению, что биолог на самом деле может помнить больше других. Что она может осознавать происходящее лучше других, но почему-то это скрывает. Сам он именно с такой ситуацией еще не сталкивался, но помнил, как коллега допрашивал террориста, получившего ранение в голову, и проводил дознание в больнице, все мешкая и мешкая в надежде, что память к тому вернется. Память вернулась. Но только о фактах, а не о праведных порывах, побудивших его к действию, и тогда он растерялся, став легкой добычей для дознавателей.