Старость аксолотля - Яцек Дукай
На тех владивостокских серверах он сидел потому, что именно так себя распределил в день Апокалипсиса. Копия Гжеся номер один должна была крутиться на машинах фирмы в Варшаве, так же как и первый бэкап; потом был еще один в Гугле, потом – бэкап в облаке, и лишь затем четвертый, владивостокский. У последнего не оказалось выхода на спутники и в широкую сеть, и это его спасло.
Через сотни глаз камер видеонаблюдения он высмотрел сегвеи[36] в ремонтной мастерской на набережной Амурского залива. Некоторые были приспособлены для автоматизированного патрулирования улиц местными охранными фирмами, и у них, по идее, имелись какие-то радиовходы; впрочем, они являлись частью Маттернета с его десятками конкурирующих протоколов интернета вещей. Предполагалось, что теоретически они должны оставаться на постоянной связи с окружением. На практике же Internet of Matter выглядел совершенно иначе. Гжесю приходилось постоянно объяснять клиентам, почему их умный дом вовсе не такой уж умный, почему холодильник не в состоянии договориться с духовкой, а ключи все теряются и теряются, несмотря на три RFID-метки в каждом.
После получаса довольно-таки неуклюжих попыток ему удалось хакнуть одну такую двухколесную машинку. Он покатался на ней туда-сюда, посмотрел с уровня улиц на мертвый холодный город, взглянул с бульваров на волнующуюся воду… И снова на Гжеся нахлынула тяжкая грусть.
Вернувшись в мастерскую, он вломился в несколько ремонтных машин, приделал к сегвею лапу-манипулятор и более мощный передатчик и, собрав себя таким образом воедино, отправился на поиски действующего интернет-терминала. Мыслей о том, что может не работать сам интернет, Гжесь вообще не допускал.
На улице Адмирала Фокина он включился в слалом между хаотично припаркованными автомобилями, бетонными клумбами и высохшими трупами людей и птиц. Заметив в витрине магазина справа какое-то движение, повернул камеру, и это, естественно, оказалось его собственное движение – сегвея, то есть Гжеся.
Гжесь посмотрел на свое отражение, подумал: «Валл-И», и покатился дальше, а в нейрофайлах карабахского мода InSoul3 выплеснулись терабайты фрейдовских ассоциаций.
Заглядывая во встречавшиеся по пути помещения, он видел компьютеры, мониторы, клавиатуры, животворный кислород. Проблема заключалась в архитектуре города, не приспособленной для инвалидных колясок, а значит, и для сегвея.
В конце концов он просто вынул планшет из руки женщины, высохшей в анорексичную мумию на парковой скамейке под раскидистым трупом дерева.
Планшет работал, но Гжесю никак не удавалось справиться с сенсорным экраном, имея в распоряжении лишь твердый угловатый захват своей единственной конечности; впрочем, экран мог ощущать лишь изменения электростатики.
Он ломал себе голову (отсутствующую), покачиваясь на двух колесах и водя камерой по улице-моргу. Владелица планшета, азиатка в джинсах и футболке с изображением какой-то голливудской звезды, таращилась пустыми глазами в лишенное птиц, дыма и смога небо. Порыв ветра прилепил к ее голове пластиковый пакет, и казалось, будто женщина задыхается, тщетно ловя ртом воздух под пленкой.
Гжесь оторвал от руки мумии указательный палец и воспользовался им для управления планшетом.
Система показала семнадцать сетей, две открытые. Гжесь вошел в ту, где был самый мощный сигнал.
Стартовой страницей браузера, естественно, оказалась страница Гугла. Когда загрузился ее адрес, Гжесь почти почувствовал, как к глазам подступают слезы (слез не было, как и глаз, но чувство никуда не делось).
Почти как возвращение на родину, как вид крыш родного города или знакомый с детства запах хлеба – он готов был пасть на колени и целовать святую землю Гугла.
Ощущение длилось лишь долю секунды, пока он не заметил остальное. На главной странице поисковика виднелась графика с мангашными роботами, заматывавшими свои квадратные головы жестью и фольгой. KEEP YOUR MINDS CLOSED![37] Он нажал на нее кончиком пальца трупа. Открылся APOCALYPSE FAQ.
Первый пункт FAQ: ни при каких обстоятельствах не подключай к интернету машину, на которой идет твой процессинг!
Далее шли перечни контактных адресов и сервисов, разделенных на зоны – языковые, культурные, религиозные; ссылки на таблицы HTL[38] и MTL[39], дискуссионные форумы и блоги отчаяния уцелевших.
Ибо идея насчет IS3, естественно, пришла в голову не только Гжесю и Ритке.
Как он мог позволить собственному эгоизму так себя ослепить? Все-таки сложно предполагать, что у них единственных среди миллиардов людей столь удачно заискрились нейроны.
У кого еще? Он бросился гуглить родных и знакомых. Данка – выжила, не могла не выжить, он чувствовал, что выжила. Нет. Нет Данки. Брат, отец – тоже мертвы. Не было даже Ритки.
Он сумел нагуглить последние их записи, минуты, часы, дни перед Погибелью, в мазохистском порыве загрузив эти данные в кэш[40]. Теперь он мог бы просматривать их без конца – предсмертные селфи Данки, солнечные записи смеющейся рыжеволосой девушки на фоне мерцающей Вислы, она что-то говорила, улыбаясь, но это не зафиксировалось в вечности, останется только лицо, волосы, глаза, веснушки.
Выдержав два просмотра, он сломался, вернувшись к FAQ и руководствам по разграблению харда.
Гжесь читал в тени лишившегося листьев трупа дерева учебник жизни после жизни, пока не наступили сумерки, а в планшете не села батарея.
Выбросив палец и планшет, он катался в темноте по пустым улицам Владивостока, отслеживая видимость доапокалиптической нормальности: увядшие парки, нисколько не изменившиеся кладбища, парковки, заполненные спящими вечным сном автомобилями, все так же мерцающие уличные фонари, фонтаны и неоновые рекламы, засохшие в камень пирожные и хлеб на полках магазинов, молчащий сверток в детской коляске – столь закутанный в ползунки и одеяльца младенец, что не понять, спит он или мертв… пока и в сегвее не закончилась энергия.
Свернувшись в дрожащий клубок на больничных серверах, Гжесь таращился через сто глаз камер в звездное небо. Его не одолел сон, поскольку приложения для сна у Гжеся не было; его одолела меланхолия.
– Меланхолия – король.
– Manga blues, baby, manga blues.
Manga blues, они сидят на террасе Кёбаси-тауэр с видом на ночную Гиндзу, светится каждая десятая реклама, каждый двадцатый экран, и на этом экране над самой их террасой крутится, будто иронизируя, сцена из «Бегущего по лезвию» с Рутгером Хауэром посреди дождя и неоновой меланхолии. А они, грустные роботы, сидят тут, стоят, бродят вокруг в уродливой пародии на светскую беседу в кафе.
– Еще водочки?
– А давай.
Стальные пальцы с хирургической точностью обхватывают хрупкое стекло. Есть специальные программы для мелкой моторики – в самый раз для питья водки.
Естественно, они не пьют водку, все эти напитки – бутафория. Они ничего не пьют, ничего не едят, мехи весом в четверть тонны
