Камуфляж - Элизабет Бир
— Надо было лучше смотреть по сторонам, — ответила Кэти, но Мелисса нахмурилась. — Что?
— Он действительно появился из ниоткуда, — сказала Мелисса. — Я наблюдала за Джиной, и он вроде как… материализовался прямо рядом с ней. Как будто сидел и резко выпрямился.
— Дьявольщина какая-то, — покачала головой Джина. Голос ее звучал неуверенно.
Кэти похлопала ее по плечу, прикрытому хлопковой тканью.
— Может, он шнурки завязывал?
— Угу, — Джина отстранилась и указала в направлении толпы. — Тогда куда он теперь подевался?
Даже под действием заклинания он не мог просто так сбежать с места преступления. Для сотворения магии требовались определенные символы и концентрация. Нарушив концентрацию, он мог спровоцировать нежелательную реакцию и привлечь внимание полицейских, русской хозяйки дома и пьяниц из ближайших пятнадцати кварталов. Поэтому он спокойно пошел прочь, опустив руки и стараясь выглядеть так, будто идет домой со свидания.
На самом деле он шел по ядовитому следу.
Мэттью нашел еще несколько капель на значительном расстоянии друг от друга. Местами они уже начали разъедать асфальт и бетон. Токсичная жидкость замедляла его продвижение — приходилось то и дело останавливаться и запечатывать опасную субстанцию.
Здесь не было ни посевов, которые можно погубить, ни колодцев, которые можно отравить зловонным дыханием.
Тем не менее тварь могла нанести много вреда.
Некоторые из подобных существ питались плотью и кровью. Некоторые питались смертью, страхом, страданиями, хмелем, одиночеством, любовью, надеждой, искренней радостью. Одни навлекали несчастья, другие давали страдальцам успокоение.
Угадать было нельзя.
Мэттью неспешно следовал за целью на север. По пути попадалось слишком много прохожих, слишком много гражданских. Встреча с чудовищем в центре Манхэттена среди бела дня его не пугала, но чем плотнее становилась застройка, тем сильнее в воздухе пахло помойкой, тем больше переулков и подворотен попадалось на пути. А вот подземных гаражей не было.
Если бы Мэттью был кокатрисом, то устроил бы логово где-то здесь — среди мусора, битого стекла и бетона, отходов человеческой жизнедеятельности и прочей отравы.
Чтобы пройти здесь незамеченным, ему, как и чудовищу, нужна была маскировка.
Колющая боль в руках не проходила. Он был близок к цели. Мэттью сбавил шаг, попутно укрепив защитные глифы. Действия были сродни нервному тику — он пригладил волосы, проверил, застегнут ли пиджак и завязаны ли шнурки. Тварь как-то умудрилась перебраться из логова в Верхний Ист-Сайд, никого не убив. Может, она слепая? Или передвигается под землей — Мэттью уже двенадцать кварталов не видел ни одной капли яда. Совсем плохо будет, если она невидима. Иногда… да что там, довольно часто — потусторонние существа могли контактировать с железным миром лишь при помощи посредника — волшебника или медиума. Если таким было и искомое им чудовище, то неудивительно, что оно смогло остаться незамеченным. Оно могло перемещаться, не причиняя никакого вреда, не считая пагубного действия своей ауры. С другой стороны, откуда тогда взяться яду, способному разъесть камень?
Мэттью, расслабься. Ты ведь не знаешь на сто процентов, что это кокатрис. Это лишь предположение, и первое впечатление может быть обманчиво.
Слепая вера в собственную догадку может стоить ему жизни.
Но что это, если не василиск или кокатрис? Мэттью смущало лишь одно: почему жертва этого коронованного змея, чешуйчатого ворона, выбросилась из окна? И почему никто больше не погиб и не превратился в камень? Ведь василиски и некоторые кокатрисы способны обращать живых существ в камень.
Глаза начали зудеть, слезиться, словно он надышался хлорки или травильного раствора. Запах был одновременно настоящим и потусторонним. Мэттью ощущал его сильнее, чем простые люди, чье обоняние было проникнуто типичным уличным зловонием. Запах нес долгую, мучительную смерть.
Он проморгался. Ресницы слиплись от слез, даже в очках окружающий мир казался размытым. Походный арсенал волшебника был разнообразным, но обычно подбирался для конкретной цели, и Мэттью никогда прежде не приходило в голову брать с собой соляной раствор. Аптек по пути тоже не попадалось.
Так как же передвигается тварь?
Запах становился все сильнее, боль в руках — острее, особенно в левой. Мэттью свернул в загаженный переулок, настоящий кирпичный туннель, низкий и узкий, в котором не поместился бы мусоровоз. Впереди оказалась незапертая решетчатая калитка, через которую Мэттью попал в адски грязный двор. Перед ним выстроились ряды мусорных баков — и, разумеется, ни одного контейнера, — у которых валялись двое бомжей. Один спал на картонке, другой читал, лежа на спине, грязный номер журнала «Максим» двухмесячной давности. Зловоние кокатриса — если то был кокатрис — здесь было столь сильным, что Мэттью едва не стошнило.
Он не знал, что делать дальше.
Тут зазвонил телефон.
— Джейн? — шепотом ответил Мэттью.
— Окно было открыто изнутри, — сообщила архимагесса. — Никаких следов взлома. Хозяйка квартиры — пятидесятивосьмилетняя женщина по имени Джанет Стаффорд. Самое интересное, что…
— Я слушаю.
— Она лишь недавно вернулась к светской жизни. Невероятно, но последние тридцать четыре года она провела в монастыре.
Мэттью уставился на телефон, переваривая информацию.
— Она совсем отошла от церкви, или просто покинула монастырь?
— Первое, — ответила Джейн. — Марион выясняет причину. Не звони ей, я сама передам все, что нужно.
— Это будет удобно, — согласился Мэттью. — Спасибо.
Не было никакой нужды им обоим отчитываться перед Джейн и друг другом, если Джейн посчитала дело настолько важным, что взялась руководить сама.
— Ты понял, с чем мы имеем дело? — спросила она.
Мэттью осторожно обошел дворик, пользуясь глифом незаметности.
— Думаю, это кокатрис, — ответил он. — Но я не уверен. Какая еще тварь плюется ядом и может подтолкнуть бывшую монахиню к самоубийству?
В трубке слышалось шипящее дыхание Джейн.
— Гарпия.
— Да, — согласился Мэттью, — но почему тогда она не летает?
— Что собираешься делать дальше?
— Сейчас опрошу парочку местных, — сказал Мэттью, направляясь к бомжу с журналом.
Услышав приближение Мэттью, бомж отвлекся от журнала. Мэттью приложил все силы, чтобы не сморщиться от вони. На лице бомжа была воспаленная ссадина, гной капал на бороду. Многие бездомные были психически больны, но государство не оказывало им никакой поддержки. Многие из них также видели потусторонние вещи, как будто, не найдя себе места в реальном мире, обрели способность заглядывать в мир сумрачный.
Как бы он ни выглядел, бездомный человек оставался человеком. Он принадлежал сам себе. Помочь им всем было невозможно, но у него были родители, прошлое и душа — как у любого человека.
Город, столь горячо любимый Мэттью, давно лишился душевного тепла. Мэттью считал своим долгом вернуть городу его душу — иначе на что ему дар
