По собственному желанию - Злата Иволга
Гера оказался в кресле и положил руки на подлокотники. Они тут же вспыхнули приятным желтым светом.
— Расслабьтесь и ни о чем не беспокойтесь, ― заверил его суетящийся возле стены с приборами палач, то есть ученый. ― Сейчас почувствуете легкий укол ― это инъекция, и скоро заснете.
— И все? ― удивился Гера, ощущая легкий щипок в плече.
— Ну да, ― с улыбкой повернулся к нему человек в халате. ― Желаю хорошей следующей жизни, Герман Евгеньевич.
Если умирать так приятно и даже роскошно, то будь Гера в следующей жизни последним нищим под мостом, его это не сможет огорчить. А может, когда он родится, уже изобретут способ сохранить память о прошлых жизнях?
Тело обволакивало приятное тепло, а сознание ― сонная дымка, пока тусклый свет не померк. И Гера очнулся, стоя у какого-то стола.
— Так. Опять ты?
Ошалевший Гера хотел спросить «чего?», но ни язык, ни челюсть не слушались. Он попытался оглядеться. Тело, если оно и было, тоже подчинялось с большим трудом. Незнакомое место, густая темнота вокруг, не скрывающая только большой стол и того, кто за ним сидит. Впрочем, Гера тут же вспомнил, что ни разу не смог разглядеть местного привратника. Вспомнил и замер окончательно.
— И опять по собственному желанию, ― продолжал сидящий за столом. ― Ты же знаешь, что это не поможет.
— Па… память, ― с трудом выдавил Гера. ― Не изобрели, как сохранить память.
Последовала пауза.
— И не изобретут по меркам того времени еще долго. Ты можешь вообще не попасть туда, где изобрели.
— Что? ― прохрипел Гера, уже понимая, что это очень знакомое место, и бывал он тут не один раз. Он пытался выйти из круга неудачных рождений и каждый раз безуспешно. Проклятие заставляло добровольно уходить из жизни, что здесь не приветствовалось.
— Снова одно и то же. Отправляйся уже, ― сказал сидящий за столом, и Гере показалось, что он вздохнул. ― Может, дождешься естественного ухода. Или повезет, и родишься в нужное время.
***
Только что Арман чувствовал гнев и связанные за спиной руки и старался гордо смотреть поверх кричащей толпы, собравшейся внизу, а теперь память ударила пушечным ядром. Это уже с ним было, он помнит эшафот.
Арман вздрогнул и даже покачнулся, вызвав восторженный вопль черни. Омары… Он ел омаров, последняя трапеза осужденного. Сегодня или давно в будущем? Почему он не родился позже? Почему далеко позади, в Париже, и его голова вот-вот слетит с плеч? Арман скосил глаза и увидел чудовищную конструкцию ― олицетворение революционного правосудия, перед которым все равны, и аристократы, и простолюдины. И его не спасло ни происхождение, ни военные заслуги. Надо было оставаться в Новом Свете… Опять он думает не о том.
Случилось нечто совершенно неожиданное и редкое, как говорили в Доме Надежды ― вернулась память о прошлых жизнях. Четкая о предыдущей, и очень смутная о всех остальных. Но вернулась слишком поздно ― через считанные секунды Арман снова перенесется в темноту, где стоит стол, а после родится в неизвестном месте. Однако в этот раз все будет иначе ― он уходит не по собственному желанию. Если, конечно, не засчитают упрямое стремление приехать в Париж как осознанные шаги к гильотине.
Размышления прервали. Пора. Уже лежа, Арман пытался поймать за хвост убегающую мысль. Ученые из Дома Надежды ошибались. А вот профессор, вещавший из телевизионной панели, был прав. Добровольные самоубийцы не все рождались в развитом технологичном и светлом будущем. Они могли попасть куда угодно, хоть в Древний Египет или вообще в первобытное общество. Арман хотел заскрипеть зубами от злости, но не мог позволить себе доставить такое удовольствие палачам.
И сны неудачника Германа Бойцова были не воспоминаниями, а предсказанием будущего ― событий следующего рождения. Пусть оно и произошло в прошлом. Какой парадокс. И какая досада получить память и осознание важных вещей за несколько секунд до очередной смерти.
Арман мельком вспомнил колдуна, проклявшего его род из-за украденного коня. Человеческий разум не мог вместить столько личностей и воспоминаний, а их было немало. Арман успел понять, что проклятие гоняло его по кругу, заставляя рождаться своими же многочисленными предками и потомками, но не успел до конца осознать столь сложную систему. Как и то, почему в этом воплощении проклятие не сработало, и он прожил неплохую жизнь. Раздался шорох лезвия, глухой удар, и сознание поглотила тьма.
