Предельное дыхание - Ярослав Костюк
Поначалу дети грустили, потом подсели на аниме-сериалы, выключившись из реальности; выгонять их на зарядку стало труднее. Сергей надеялся, что это ненадолго.
Сейчас дети спали. А он рассматривал красные точки на экране, сигналы других пеленгаторов — инкубационный период рано или поздно минует… А пока что не удавалось даже связаться… военные и тут напортачили…
Кирилл осторожно тронул его за плечо.
— Пап, у меня в боку колет. Слева.
Сын задрал футболку. Сергей потрогал живот. Он ничего про это не знал. Вспоминались лишь детские визиты к врачу.
— Покажи, где?
Мальчик показал. Сергей пощупал, ничего не понял, но придал лицу самое неунывающее выражение.
— Переборщили с тушёнкой, — сказал он. — Сегодня посидишь на овсянке.
Мальчик обнял его, чего давно не случалось, задрал голову, и вдруг икнул… запах металлической стружки. Господи ж ты боже мой!
— А как ты себя в целом чувствуешь?
— Нормально.
Надо было Машку сразу выгнать, подумал Сергей со злобой. Или вообще не брать.
Почему Кирилл, а не она? Почему не я? Сказано же, на двух человек… экранирующие свойства… не дураки ведь там сидели…
— Голова не болит?
— Не-а… Только спать хочется.
Таблетки. Сергей растряс картонную коробку, выгреб с самого дна. Подержал, рассматривая капсулы. Сине-белые. Как логотип его первой компании. Как давно это было… комсомолец… кооперативщик… миллионер…
— На вот, выпей! Погоди, надо чем-то заесть. Я открою кукурузу.
Мальчик снова икнул.
— Выпьешь и поспишь. А чего Машка не встаёт?
— Не знаю.
Проспали дети до вечера. Оба икали. От обоих несло. А ночью он и сам проснулся от внезапной икоты, поднёс руку ко рту и ощутил знакомый запах.
Потом у Кирилла начался жар.
— А вдруг наша мама тоже там? Вдруг она придёт? Я видел, там, на болоте. Это был Вадька. Ты его не знаешь, он из параллельного класса, и на дзюдо ходит. Ты тогда в Иркутск ездил, а этот Вадька… В общем, я его убить хотел. Сдачи дать не мог, а убить хотел. Подстеречь и кирпичом по башке. А я его тогда увидел на болоте. Он улыбался. А ведь его нет уже, они с батей на машине разбились в прошлом году. Я потому и вы стрелил в него. А вдруг они все вернутся? Правда, было бы здорово? И мамка наша, да?
Сергей подумал про собственного отца, как тот его бил и гонял бутылки сдавать. Ещё вспомнился генерал — тот, напившись, всё твердил про Апокалипсис, про избранных. А потом выпучивал глаза, взхломачивал кудри и булькающим шёпотом зачитывал потрёпанное Писание; это, говорил, мне баптисты занесли по доброте душевной, давно уже…
Глупость и несусветный мрак.
Камеры вырубило на следующий день, все три сразу. Выходить, смотреть, что случилось, Сергей не решился. Скорее всего, ничего.
Это помехи. Проклятые помехи.
Голова гудит. Ворочалась и перекатывалась тяжё лой болванкой мысль — кому-то надо уйти. Болванка перекатывалась и никак не могла остановиться. Не отпускала. В конце концов, все они теперь в равных условиях, все трое подхватили эту дрянь, но как выгонишь ребёнка? Понадеялся, что пронесёт. Дурак.
Сергей забрался в спальник, но было жарко и он раскрылся. Подумал, что стоит попить чаю и провалился в сон.
Машка ушла сама. Выскользнула из-под одеяла, схватила таблетки и, всхлипывая «мамка, мамка, мамочка!», бросилась прочь из убежища.
Точно берёзовый лист на солн це, подумал Сергей в полудрёме, глядя, как её фигурка тает в утреннем тумане. Пронзительно-зелёном и неземном. И проснулся будто от толчка.
Кирилл спал, а Машки действительно где-то не было, хотя часы показывали половину второго ночи — непонятно, приснилось или нет?
Нет, не приснилось. Написал записку, положил на самом видном месте. Кирилл проснётся, заметит.
Прихватил ружьё, рюкзак (комплект НЗ, аптечка и тому подобное), вышел наружу.
Куда идти? К Машкиному дому. Разумеется.
Позади осталось метров двести, когда раздался тот самый крик… скрип рассохшейся ветки… и кто-то большой, грузный прошёл в тумане… на четырёх конечностях… каждая метра с два, не меньше… голова свешивается… человеческая голова… и вдруг повернулась, мотнулась в его сто-рону, будто приметив… да так и сгинула… в тумане…
— Дядь Серёжа! Я тут…
Он скатился в придорожные кусты. Машка сидела и всхлипывала. Вцепилась сразу в его рукав и не отпускала.
Он потащил её обратно.
— Сиди тут, не высовывайся! Я сам схожу!
Подпирать дверь не рискнул. А вдруг надо будет выйти…
Впрочем, игра в рулетку.
Уйти далеко не удалось.
— Дядя Серёжа, вернитесь!
Нашла записку, понял он:
Не забывайте пить таблетки, не покидайте убежища. Ждите, когда за вами придут военные. Люблю вас!
Он шёл и шёл, пока не стало слышно криков.
И ведь никто не знает. Никто.
Дети, конечно, будут искать его. А потом вернутся… Браслет он тоже оставил на столе.
Зелёное мерцание усиливалось. Как будто сам воздух светился.
Теперь что-то будет, подумал Сергей, сел на лавочку и принялся разглядывать свои ладони, как будто мог по ним угадать, как именно будет… по вот этим мозолям…
Вспомнились разодранная рубашка и спина Машкиного отца в свинцовых разводах.
Теперь что-то будет.
Но не сразу.
5
…небытие оказалось липким, чёрным и пахло прелой трухой со слизнями, квашенными яблоками из бочки…
Выстрела он не запомнил.
Просто вдруг осознал, что лежит на боку, и его действительно унесло течением, как и планировал.
Но, наверное, не слишком далеко.
Жив. Жив. Жив.
Он попытался сесть и обнаружил, что увяз в иле, точно столетняя коряга. Выдрал правую руку. Ногу. Пробовать, что у него там с затылком, нёбом, головой было попросту страшно.
И он не стал.
Рюкзака нигде не было. Пистолета тоже.
Пока плёлся к деревне, развиднелось.
Не помню выстрела, подумал он. Как странно.
Повсюду была трава. Буйная, сочная. Вымахала за ночь.
Ползучий туман медленно обтекал заборы. Небо перечеркнула белая полоса. Пылающий пояс над головой был как трещина на доменной печи. Воздух прогрелся, и над деревней забурлили ароматы чужой жизни.
Вскоре он заметил, что хромает. Нога не болела. Он мог бы пройти так километров двадцать и ничего не заподозрить. Или это трава так дурманит?
Нога подвернулась и он остановился — нет, так не годится, решил он, надо посмотреть. И тут же вернулся страх. Ткнул костя ным пальцем в лоб. Не смотри.
Он закатал штанину. Посмотрел.
Когда впереди нарисовалось укрытие, надежды уже не было. Вымахнули из тумана чёрные сучья. Они торчали под острым углом,
