Эхо - Алексей Котаев
– Страшно было?
– Да нет. Я ничего не успел понять, – Эхо закрыл глаза, делая вдох полной грудью. – Только сейчас понял.
– Жить так хочешь?
– Да. Очень.
– Они тоже хотят, – Тавр присел на стул около кровати. – Неучтенные.
– Пропаганду мне устроишь?
– Нет… Ну то есть да. Тут как посмотреть…
– Да жаль мне их. Ты этого добивался? – Эхо облокотился, приподнявшись над кроватью. – Ты пропал на двадцать лет, а тут появился внезапно с пропагандой? Я после смерти отца так тебя и не увидел, а ты мне про неучтенных?
– Эхо, они тоже люди.
– Да. И, выбирая между ними и собой, я выбрал себя.
– А кто тебе сказал, что выборов только два? Твой отец знал, что их намного больше!
– Мой отец мертв, Тавр! – разведчик вернулся в удобное положение. – Я посплю немного. Чувствую, что внутри каша. А жить-то так хочется…
– Им тоже… – Тавр встал со стула, с укором глядя на Эхо. – Ладно. Проснешься – поговорим. Все равно тебе пока деваться некуда. Побудешь тут. Как другой разведчик приедет – передам тебя, если не проснешься.
– Ладно.
Эхо закрыл уставшие глаза, а за ними темнота. Все тело болело так сильно, что мозг впрыскивал в кровь уйму адреналина и эндорфина, от чего парень становился пьяным. И как только адреналин выветрился – парень провалился во мрак.
Сколько бы разведчик не ставил перед собой вопрос: «Зачем он выслеживает неучтенных?» он всегда выбирал ответ: «Это жизнь». Для Эхо все было решено еще много лет назад. Хочешь жить – ищи людей, выполняй приказы и не мешай процессу. Живым примером для парня был его отец. Точнее отец был уже мертв, а пример жив до сих пор. Несправедливость мира заставляла отца идти против Императора. Все закончилось, так, как и должно было закончиться. Отец мертв, мать тоже, а Эхо жив, и страдает от этого до сих пор. Страдает и жить хочет. Не бегать или прятаться, а жить. С комфортом, как все, в замке, пусть и в прогнивших вонючих казармах.
Жить и чувствовать этот красивый мир – неплохая цена за то, что Эхо наводит убийц на неучтенных.
– А ведь стоит один раз учесть всех. Провести переоценку. Сделать всех учтенными и немного потесниться… – раздался голос отца где-то в глубине головы. Машины в крови парня встрепенулись, и Эхо открыл глаза.
– Проснулся? – через открытое окно крикнул Тавр.
Эхо прокашлялся от долго сна и устремил прозревшие глаза на улицу, через деревянные ставни, болтающиеся на веру. – Долго я?
– Десять дней. Но теперь как новенький.
– Не чувствую себя новым. Жить хочу.
– Это хорошо, тогда вставай, освободи мою кровать, я по ней соскучился.
– Жрать хочется.
– Ну вот что ты за человеком вырос… Вставай, будет тебе еда.
Эхо навалился и встал на затекшие от долгого сна ноги. Даже лицо все стягивало от длительного простоя. Держась за предметы различной утвари, парень вышел на улицу, и прохладный вечерний ветерок обдал щеки и шею.
– Вот ради такого стоит жить, – улыбнулся юноша.
– Это да. Хороший вечер, – Тавр кинул мотыгу к дому. – А ты, я смотрю, ценитель.
– Где еда?
Тавр зашел в дом, погремел шкафами и вынес два куска хлеба. Эхо взял один и начал жадно жевать. – Хороший.
– Сам делал. В жизни отшельника есть свои плюсы.
– Почему ты тогда ушел?
– Я был сторонником твоего отца. Тоже хотел…
– Учесть неучтенных. Да, я знаю.
– Вот и пришлось уйти, чтобы не мозолить глаза новому Императору. Вот если бы твой отец занял его место…
– М-да…
– Мне дали выбор. Умереть или служить. Но выборов всегда больше, чем видишь. Я выбрал сбежать. Я все еще учтен сетью, но обратно вернуться не могу. Да и не хочу уже.
– Значит выбрал третье… Откуда в вас только силы на это берутся?
– Тебе, просто, пока еще не надоело. Рано или поздно ты устанешь от этого. От всех этих шорохов в лесу, поиска людей.
– А когда надоест?
– Станешь таким же, – тавр доел хлеб и с трудом проглотил последний кусок сухим горлом. – На связь выйти не пробовал?
– Все сгорело. Даже ПП с его защитой от ЭМИ лишилось индикатора боезапаса.
– Нормально они там разыгрались. Многих убили?
– Понятия не имею. Не до того было, – Эхо не отрывал взгляд от горизонта.
– Сколько поселений ты разорил?
– Больше сотни. Сбился со счету на сто одиннадцатом.
– Когда догонишь меня – поймешь, что надоело.
– Сколько? – Эхо тоже прожевал последний кусок. – Долго мне еще?
– Еще четыре с половиной тысячи.
– Долго… – Эхо отряхнул руки и начал поправлять на себе броню перед долгой дорогой. – Старик сказал: «Задень небо». Что это может значить?
– Понятия не имею.
– А что находится за троном?
– Понятия не имею. Там, вроде, стена, – Тавр сложил в мешок все вещи парня, что успел собрать на месте падения, и положил у выхода. – Ты же можешь просто зайти. Император, твой дядя, как-никак.
– Не сильно-то и развиты наши родственные связи, – разведчик кинул на плечо мешок, и напоследок повернулся к Тавру. – Спасибо. Однажды сочтемся. Жизнь длинная.
Эхо уже начал набирать привычный темп шага, но Тавр решил окрикнуть его. – Эхо, у тебя ведь есть смой «секрет»?
– Да.
– Когда решишь его рассказать – я тут. Мне это все очень знакомо. Я помню, как твоя мать устраивала настоящие представления, эта сила…. Она была великолепна. – Тавр сделал неловкую паузу. – Я хоть и похож на безумного отшельника, но что-то да знаю.
– Слишком много болтаешь для «секрета». В любом случае, я был рад тебя повидать.
– Я тоже. Удачной дороги!
Ночь опускалась на землю. Эхо вглядывался в темное небо, пытаясь понять, как его задеть. Да и какой вы этом смысл, он тоже пытался понять. Маленький бревенчатый дом остался далеко позади. Окна с наступлением темноты начали сиять вдалеке, как две точки диодов.
– Ну и денек выдался…
Возвращение домой никогда не проходило так долго. Под разведчиком всегда был его верный скаут, способный разогнаться до запредельных скоростей в считанные секунды. Вот только не сегодня. Сегодня много времени для размышлений. Даже слишком. Эхо думал лишь о том, что не хочет положить на закланье четыре тысячи поселений неучтенных, чтобы осознать абсурдность этого.
Первый вариант – убивать. Он само собой разумеющееся. Парадигма.
Второй – не убивать. Принять их, всех неучтенных. Вот только парень не настолько глуп, чтобы отметать исход, где неучтенные продолжат появляться. В этом нет смысла.
Эхо остановился посреди замершей в безветрии травы и поднял
