Владимир Колотенко - Стена плача
- Напиши что-нибудь.
«Пирамида» - написал я.
- А теперь посмотри сюда, - сказал он, взял у меня фломастер и ткнул мне его торцом под нос, - видишь?
Я увидел бегущую строку и стал читать:
«...меридиан почки, заинтересован меридиан...».
- Все ясно, - сказал Юра, - тебе нужно лечиться.
- Я знаю, - сказал я, - не могу спать...
- Я знаю, - сказал Юра, - я тебя подлечу.
Он улыбнулся и спрятал фломастер в карман:
- Затем к нам пришел «Кирлиан» со своим генератором. Слова «аура», «учитель», «йога», «Восток» каждый день были у нас на устах. Я нуждался в учителе, много читал и пытался, как врач, эти знания применять в жизни. Эгоист чистой воды, как и многие, я хотел познать самого себя. Чтобы стать исключительным! Это так. Не таким, как все. Я хотел победить многих, стать всемогущим. Или святым. Все мы переболели этой болезнью. Я и сейчас...
Глава 7
Юра пересыпал свой рассказ новыми подробностями, не имеющими никакого отношения к тому, что мне было так интересно:
- Пришлось лепить науку из того, что было всегда под рукой. Я разработал проект и сделал пилотный образец своего диагностического аппарата. Это были огромные металлические ящики, напичканные электронными датчиками, полупроводниками, диодами и триодами, ну и всякой необходимой требухой, позволявшей измерять физико-химические, температурные и цветовые характеристики слизистых оболочек, кожи, сердца, мозга, слюны и мочи, и крови, и всего другого, что помогало установить тот или иной диагноз. Ну, ты знаешь требования к методам экспресс-диагностики: нетрудоемкость, быстрота и надежность...
Я знал.
- Ты не поверишь, - говорил он.
Я верил.
- Нужны были деньги, - продолжал он, - которых мне крайне недоставало.
- И ты воровал?
- Все воруют. Ты же помнишь наш первый банк?..
- Первый? У тебя были еще?
Он не ответил.
- Я работал сторожем в детском саду, занимался мануальной терапией, давал частные уроки по биологии абитуриентам. Тогда это был неплохой, как считали, интеллектуальный заработок. Меня подбил на это Ушков. Ты что-нибудь знаешь о нем?
- Жив-здоров, - сказал я, чтобы что-то сказать.
- Он тоже тогда готовил абитуриентов по физике и здорово мне помог в этом деле. Мне было стыдно зарабатывать гроши таким способом, и он помог мне избавиться от комплекса стыда. По капельке, по копеечке, настаивал он, можно насобирать денег и на машину. Он, кажется, и собрал, а я нет. Мне было противно долдонить одно и то же сытым тупым недорослям-обормотам, ни хрена не желавшим знать и засыпавшим за столом, когда я им разжевывал и, как птичка птенцу, вкладывал в желтый ротик сведения о синтезе белка или о победах более приспособленных над более сильными. Знаешь, тогда все это нужно было делать тайком и с оглядкой, вдали от завистливых вездесущих стукачей. Славик был непревзойденным конспиратором. Его считали неплохим преподавателем, к нему стояли толпы болванчиков. Он, говорят, развелся и снова женился, не знаешь? А машину купил?
Я промолчал.
- Ты не поверишь, как было трудно, - повторял и повторял он, но я верил.
Его невозможно было остановить, и я слушал и слушал. Я вспомнил Аню, когда она точно так же исповедовалась передо мной, и понимал, что нельзя отказываться от роли священника. Откажись я, и его бы это здорово разочаровало.
- Когда я купил свою первую машину, «Волгу», серую «Волгу», ну ты должен помнить ее...
Я помнил.
- ...я уже не мог жить без руля. Рулить и ехать, куда глаза глядят, и не чувствовать усталости, и знать, что ты обгоняешь время - это одно из самых больших для меня наслаждений. Это как лететь с парашютом над головой. Ты прыгал когда-нибудь с парашютом?
Потом все пересели на иномарки. Где взять столько денег? Мне пришлось очень сильно попотеть, чтобы наскрести на машину. Сколько пришлось хитрить и жульничать, недоедать и недосыпать, унижаться и угрожать, да-да, угрожать самым серьезным образом, запугивать и стращать так, чтобы коленки дрожали. В этом я тоже очень преуспел. Ты не поверишь, но я, я! стал даже воровать. У этого гребанного государства. Я у него отбирал свое, но так как оно моего не отдавало, пришлось красть. Я обходил их законы и брал заработанное, как только мог - выгодные сделки с властями (и конечно, с собственной совестью), подкупы, взятки, шантаж... Я столько обил порогов и преклонил колен, столько набил и окунул в дерьмо сытых харь... Просто жуть. Я прошел хорошую школу выживания, поднаторел в жульничестве, дважды избегал тюрьмы, и, кажется, до сих пор в розыске. Я жил в таком говне, что тебе и не снилось.
- И ты снова взял банк? А помнишь, как мы хотели с тобой?..
- Помню. Когда я купил за какие-то две или три тысячи долларов, все-таки я своего добился, купил подержанный «мерседес», я сутки не вылезал из машины. Я ездил по грязным улицам грязного города, грязной страны, кишащей сором и гнилью, и был горд собой, как Сципион, взявший, наконец, свой Карфаген. Как Цицерон, перешедший свой Рубикон.
- Цезарь.
- Все равно: Цезарь, Циммерман, Цицерон... Хрен один. Важно перейти Рубикон.
Нужно было снова крутиться, как вошь на гребешке, снова горбатиться, чтобы устоять на ногах. Все повторилось: воровство, подкуп, шантаж... Та же грязь, та же вонь... Мир смердел, а я нюхал. И все только ради того, чтобы чувствовать себя водителем, ты только подумай, чтобы быть на привязи у какого-то сраного «мерседеса». Стоп, сказал я себе, стопаньки-стоп! Ты же умный мужик, ты умеешь такое, что другим и не снилось. Ты же филигранный профессионал! Стоп-стоп-стоп!...
Я неделю не выходил из квартиры. И как это часто бывает, на выручку пришел случай. Точно так, как он пришел Ньютону, Пастеру, Наполеону, кому там еще? Подготовленному уму ведь много не надо, нужен намек, жалкая ассоциация... В какой-то старой забытой книжке, серенький детектив, я вычитал, как какой-то убийца дал промашку по цели по причине слезящегося глаза. Пришлось расстаться с кругленькой суммой... Ферма в тихом забытом людьми и Богом уютном местечке у него накрылась, накрылась мечта... У меня же глаза никогда не слезились! И мне тоже нужна была ферма! Ферма, дом, озеро, сад... Ну, хотя бы какой-то пикапчик без скрежета тормозов и ржавеющих крыльев. Меня тут же прошибло потом. Я нашел! Эврика! - хотел крикнуть я и не крикнул. Я просто бросил все и ушел на вокзал, взял билет и уехал, не зная куда, в большой город, в столицу, в Москву. Как я искал первого своего заказчика, я не стану тебе рассказывать. Это было кино! Прошел месяц, может быть, два, я нашел. Первые деньги я получил за какого-то партработника. До сих пор помню его немо распахнутый рот и удивительно удивленный взгляд его глаз. Они не верили в случившееся. Я наблюдал за ним через прицел до тех пор, пока он не рухнул. Я и сейчас вижу эти глаза, этот рыбий рот, хватающий воздух...
Глава 8
- Это были мои первые злые деньги, по тем меркам - огромные деньги и, поскольку я был очень стеснен в средствах, я согласился, не задумываясь. Ты не поверишь, я искал и тебя по Москве, выискивал по площадям и проспектам, и когда нашел, выслеживал и вынюхивал, я таскался за тобой по пятам, как последний ревнивец.
- Зачем?! Ты хотел меня...
- Нет. Мне любопытно было узнать, на кого ты нас променял?
- Променял?
- Конечно! Я был в этом уверен. Я до сих пор...
- И ты хотел меня... кокнуть.
Юра рассмеялся.
- Нет же, нет. Просто я хотел заглянуть тебе в глаза. Но вы с Жорой прекрасно смотрелись вдвоем, как близнецы-братья, и я не захотел мешать вашему альянсу.
- Юр... Ты пытаешься вменить мне чувство вины?
- Оставь! Все забыто! Забудь!..
Такое не забывается, я это точно знал. И приступ амнезии мне не грозил. Но эти запоздалые объяснения бередили мне душу, оставляя в ней только шрамы, но и проливая, конечно, лучик света на прошлое и на нашу правду, если хочешь, - на святость и праведность. К сожалению, ничего не меняя. Поэтому нет нужды поддерживать эту тему, решил я.
- И ты купил себе БМВ?
- Я пошел в ресторан и до отвала наелся.
Не знаю, что заставило его доверить мне свои мысли, но он был настолько откровенен, что не стеснялся в таких подробностях, которые большинство людей таят в себе всю свою жизнь.
- Я купил кучу баб... Представляешь меня Казановой?
- Нет.
- У меня был свой гарем. Как у Соломона!
- Да иди ты!..
- Я купил свободу. Это был важный этап в моей жизни. Я обрел независимость, да, я просто летал. Ты же знаешь, как окрыляют большие деньги! Надеюсь, тебе удалось пережить это чувство. И вот что важно: плата за это чудо была такой малой, просто ничтожно малой, такой мизерной... Бац! И все. И все! Я был на седьмом небе. Не скрою - мне доставляла моя работа несказанное удовольствие. Я, что называется, нашел себя, снова открыл себя для себя. Ведь я занимался любимым делом: по-прежнему изучал мир, как ученый, рассматривал его в окуляр. Только это уже был окуляр не микроскопа, а прицела, красивого современного прицела с большими оранжево-фиолетовыми стеклами, сверкающими в лучах улыбнувшегося, наконец, мне вечернего солнца. Или раннего, утреннего. Единственным отличием было то, что я рассматривал теперь уже не опостылевшую мне жизнь, не рибосомы и митохондрии, «гепы» или «тайты», - ты помнишь? - не центриоли и ретикулюм, в общем не застывшую, замершую жизнь каких-то там мертвых клеточек, а живую смерть. Ее величество смерть, начало ее начал. Смотришь в эти радостные синие глаза жизни, затем - тюк, и теперь тебе открываются прелести...
