Рейчел Уорд - Рожденная водой
Я вспоминаю раскаленный класс и бледнею.
– Людям становится все хуже, – продолжает Милтон. – А потом возникает ощущение, что мир кружится, и невозможно перевести дыхание…
Я стою на месте, однако тротуар продолжает двигаться, поднимаясь и опускаясь под подошвами моих туфель. У меня подкашиваются ноги. Плюхаюсь на невысокую стенку, поверху которой идут перила.
– Наклонись и зажми голову между ногами. Я серьезно, Ник. Это поможет. Опусти голову и дыши медленно.
Я делаю так, как он говорит. Сердце бьется быстрее обычного, дыхание тоже учащенное. Надо успокоиться.
Применяю способ управления дыханием, которому научилась в бассейне. Прохладнее от него не становится, но страх погас. Тротуар остановился. Я знаю, что уже не упаду в обморок.
Милтон роется в своем рюкзаке.
– Вот, возьми, – предлагает он. – Холодная. Только что налил из кулера.
Я поднимаю голову. Милтон протягивает мне бутылку с водой. Снаружи она запотела. Откручиваю крышку и делаю большой глоток. Пресная холодная вода освежает лучше всего. Делаю еще несколько больших глотков, чувствуя, как горло и живот наполняются прохладой.
– Лучше? – спрашивает он. Я киваю и возвращаю ему бутылку. – Оставь себе. Тебе нужнее.
Снова припадаю к горлышку, потом закручиваю крышку и вожу бутылкой по лбу и затылку. Вытираю ее о юбку и снова пытаюсь вернуть Милтону, но он пожимает плечами.
– Оставь себе, пожалуйста. Пригодится.
– Спасибо.
Милтон улыбается и протягивает руку, помогая встать. Я не тороплюсь подниматься. Он это замечает, и его улыбка меркнет, он уже собирается убрать руку, когда я протягиваю свою. От бутылки наши ладони стали холодными и влажными. Они соединяются со странным звуком, похожим на громкое детское пуканье. Мы хохочем, потом смущенно замолкаем. Милтон помогает мне встать. Мы быстро расцепляем руки и вытираем их: он о брюки, я – о юбку. Чувствую себя неуклюжей. Не хочу, чтобы он счел меня неблагодарной. Еще, чего доброго, подумает, что вместе с влагой я стираю с ладони и его прикосновение.
– Спасибо, – улыбаюсь я. – Твоя вода меня просто спасла.
– Всегда рад помочь, – отвечает Милтон.
Смотрю на часы. Пять минут четвертого. От моих двадцати минут почти ничего не осталось.
Мы идем рядом. Уже не помню, когда в последний раз так ходили. Наверное, в детстве. Мне немного стыдно. Спрашивается, почему я сторонюсь этого парня? Пусть он зануда и растяпа, но в нем нет ни грубости, ни агрессии. Неплохой, в общем-то, мальчишка.
– Если появятся странные ощущения, остановись.
– Все хорошо. Я и в классе нормально себя чувствовала. Это просто… просто…
– Массовая истерия, – подсказывает он.
– Что?
– Симптомы похожи. Такое бывает в местах большого скопления людей: в школах, в церквях, на фабриках. Стоит кому-нибудь упасть в обморок, и рядом все тоже начинают грохаться. Очень часто этому подвержены девочки-подростки… – Поймав мой угрюмый взгляд, Милтон осекается.
– Ты хочешь сказать, что я истеричка?
– Я этого не говорил. Просто назвал вероятную причину обмороков в твоем классе.
– Значит, я истеричная девчонка-подросток?
– Я тебя ни в чем не обвиняю. Такие явления… Они иногда случаются. Это научный термин. В нем нет ничего оскорбительного. Просто…
– Довольно, Милтон! Я думала, ты воспитанный парень.
– Вроде да.
– Нет. В тебе ни капли тактичности. Ты считаешь меня истеричной девчонкой-подростком!
Мой голос – все пронзительнее. Я действительно веду себя как малолетняя истеричка, но я вошла в раж и не могу остановиться.
– Тебя там не было. Ты не знаешь, как все происходило. Ты вообще ничего не знаешь, Милтон! – Я замолкаю, видя, как понуро опустились его плечи, да и голова тоже. Я его обидела. – Извини, – прошу я. – Давай больше не будем об этом. Спасибо за воду. Она мне помогла, и теперь я прекрасно дойду одна.
Он еще ниже опускает голову.
– Хорошо, – бормочет Милтон. – Пока.
Он останавливается посреди тротуара. Я иду дальше. Такое чувство, будто я сшибла щенка. Он поранился, а я бросаю его истекать кровью. Но вернуться я уже не могу. Мне надо домой.
Дойдя до Мортимер-стрит, я оборачиваюсь. Милтон бредет в двадцати шагах от меня. Заметив мой взгляд, он тут же опускает глаза. Надо мне было все так глупо испортить! Я толкаю калитку и иду по дорожке к дому.
Как обычно, отец открывает мне дверь. Мохнатой серой стрелой вылетает Мисти, лижет мне колени, потом ноги. Пушистый хвост колли так и мелькает в воздухе. Интересно, отец заметил меня из окна? Или ждал, стоя в коридоре? Я так и вижу, как он, подняв меня утром и отвезя в школу, возвращается домой и встает на пост за дверью. Стоит семь часов подряд и ждет.
– Привет, принцесса! Как прошел день?
Не знаю, с чего начать, и просто иду мимо него на кухню. Мисти несется за мной. Я ее любимица и нередко, тайком от родителей, даю ей чего-нибудь вкусненького.
На столе стоит древний отцовский ноутбук. На экране вижу что-то вроде таблицы. Я не всматриваюсь, иду к раковине, чтобы налить себе воды. Достаю стакан, открываю кран и только тогда осознаю заголовок увиденной таблицы – «Утонувшие».
Отец спешно прикрывает крышку ноутбука и не торопится убирать руку.
– Ты мне так и не рассказала про свой день, – быстро говорит он.
Предвидя его реакцию, я все-таки рассказываю и про обмороки, и про путь домой.
– Присядь, Ник. Отдохни. Что-то ты бледная.
– Ты это говоришь только потому, что узнал про обмороки. Но я сознания не теряла. Я прекрасно себя чувствую.
– При такой безумной жаре администрация должна закрыть школу. Это небезопасно для учащихся.
– Пап, я же сказала: со мной все в порядке. Мир не может залечь на бок и ждать, когда пройдет жара.
– Я говорил не об этом.
– Об этом, папочка…
– Нет. Я всего лишь… всего лишь хочу, чтобы ты была в безопасности.
– Папа, сколько можно? Я такой же человек, как и все остальные. Невозможно обезопасить себя на сто процентов. Я не могу всю жизнь проторчать дома, закутавшись в одеяло.
Вдруг вспоминаю свои разговоры с родителями, предшествующие началу занятий по плаванию. Отец находил десятки причин, чтобы я не переступала порог бассейна: от соображений безопасности до лишних расходов в семейном бюджете.
– Прости, папа. Я тебя понимаю.
Он не смотрит мне в глаза, разглядывает свою ладонь, будто заметил на ней что-то интересное.
– Все нормально. Я не буду тебе докучать… Просто ты мне очень дорога.
– Знаю.
У отца такой потерянный вид. Я отставляю стакан, подхожу и крепко его обнимаю.
– Пап, я тебя люблю.
– И я тебя, принцесса.
На жаре не очень-то пообнимаешься. Но мы прижимаемся друг к другу минуту или две, и никто из нас не решается первым разомкнуть руки.
– А мне можно к вам присоединиться?
В дверях стоит мама. На ней футболка и шорты, в которых она спит. Должно быть, только что проснулась. Через час начинается ее смена в больнице.
– Ник, девочка, что-то ты сегодня бледная. Хорошо себя чувствуешь? Ничего не случилось?
От мамы не отговоришься никакими «нормально». Я подвергаюсь полному медицинскому осмотру. Мама проверяет мой пульс, измеряет температуру и трогает за ушами.
– Ты не забываешь пить много воды?
– Нет.
– Выпей еще стакан. Организм легко обезвоживается.
– Обязательно выпью. Чуть позже.
– Посиди. Или лучше полежи. Нельзя перенапрягаться. Вечернюю тренировку можешь пропустить.
– Не могу. Скоро начнется отбор в команду.
– Всего одну тренировку.
В кармане пиликнул мобильник. Опять сообщение. Конечно же, от Гарри. Надеюсь, родители не заметили моего покрасневшего лица, мне кажется, я вся горю. Но, как бы мама ни протестовала, вечером я буду в бассейне.
– Сейчас для нас важна каждая тренировка. Пропустишь одну – потеряешь форму.
Мама вздыхает:
– Твое здоровье, Ник, тоже важно. Не хочу, чтобы «скорая» привезла в приемный покой мою дочь.
– Мама, да что вы оба так волнуетесь? Если в бассейне я почувствую недомогание, сразу остановлюсь.
– А сейчас полежи на диване. Я приготовлю тебе поесть и налью сока.
Я плюхаюсь на диван и включаю телик. Мисти пытается устроиться сверху, но дополнительная печка в такую жару мне не нужна. Осторожно спихиваю ее. Колли со вздохом укладывается на ковер, не слишком далеко от дивана. Она рассчитывает, что за ушами я ее обязательно почешу. Показывают игры Уимблдонского чемпионата по теннису. Сквозь стук мячей и возгласы болельщиков слышу разговор родителей.
– Сарита, ты видела утонувшую девочку? Ее, кажется, к вам в Сент-Маргарет привезли, – интересуется отец.
– Какую девочку?
