Райдо Витич - Игры с призраком. Кон первый.

— Я иду к жене!! — оповестил компанию король, взмахом ноги уложив одного охранника, кулаком в челюсть другого.

'Ну и денек! — мысленно восхитился Кирилл, поспешно отползая к стене.

Секунда и на том месте, где он был, распласталось тело здорового, темноволосого парня. Шерби поморщился и посмотрел по сторонам. Айрон на этот раз умнее поступил, с двух сторон охрану заслал. Мимо проскакал, лично. Хорошо Кирилл ноги подобрать успел, затоптали бы сгоряча.

В противоположном конце коридора замаячил Ян и пять парней в белой униформе с медицинскими чемоданчиками. Один охранник со шприцем со спины к королю подобрался, вколол в предплечье и… лег отдыхать у ног обиженного, взревевшего от его наглости Ричарда. Никто не оценил подвиг молодого бойца, некогда было, Ричарду этот укол, что слону дробина, дальше всех укладывать горкой принялся, озверев вконец. Только хруст да ругань по коридору стояли.

Кирилл пришел в себя, но на `ринг' вернуться не спешил — лишние увечья всегда получить успеется. И смотрел на короля, чуть ли не любуясь его отточенными движениями — ни суеты, ни признаков опьянения; натренированный, сильный, реакция — любой позавидует.

`Твою!.. — секунда и голова Айрона с перекошенной челюстью плюхнулась на колени Кирилла.

— Со свиданьицем! — бодро рявкнул Кирилл, приветствуя друга. — Как ставки? Растут?

Тот дернулся, пытаясь вернуть разъехавшиеся в разные стороны глаза и закрыть рот, но не смог и только рукой показал, выставив большой палец: 'Во!

Санитары чинно расхаживались меж тел, начиная оказывать помощь, и не обращали внимания на показательные выступления высочайшего гостя, а он положил последнего охранника и к лифту направился, как ни в чем не бывало.

Ян головой укоризненно покачал, глядя ему в спину, и стоял в ожидании не известно чего посреди инертных тел.

Кирилл решил подняться, хочешь, не хочешь, а к Анжине Ричарда пускать в таком состоянии нельзя — напугает женщину, а может, и что хуже натворит.

Встать на пути разъяренного Величия больше некому было — отдыхали бойцы. Укол же неизвестно когда подействует.

И ошибся. Ричард дошел до лифта, нажал вызов и плавно осел у стены.

Ян удовлетворенно кивнул и бросил своим:

— Пошли. Его в первую очередь.

Ребята, переглядываясь, со страхом подошли к уснувшему королю. Кирилл помог подняться Айрону и привалил его к стене:

— Вот я и вернулся на Родину, — хмыкнул. Камели весело хрюкнул, брякнув челюстью, глаза вновь съехались на переносице.

Часа через три Кирилл покинул территорию Яна и направился к себе с одной единственной мыслью: 'На сегодня впечатлений хватит. Спать'.

А бойцам еще долго вправляли челюсти, носы, кисти, зашивали брови, фиксировали ребра, накладывали лангеты на сломанные руки. Хорошо, что на том и обошлось, могло быть хуже.

Король Мидона мирно сопел в персональной палате, под бдительным оком врача. Ни дать ни взять — ангелочек, даром, что масштабы гиппопотама и дури на городскую психбольницу хватит.

— Память о нем будет жить вечно! — изрек Кирилл с милейшей улыбкой, погладив ноющую шею — захочешь да не забудешь.

И побрел по коридору в свои апартаменты. Спать. Если получится.

Солнце, смеясь, оседало за кусты дворцового парка. Тоже спать. У него-то точно получится.

Г Л А В А 14.

— И-и-и-й-э. И-и-е-ху! — кричала Халена во все горло, несясь галопом по полю.

Молодая каурая кобылка резво бежала, только тонкие ноги мелькали, да грива на ветру развевалась. Впереди лес синел, глухой темный, пики сосновые в тучу грозовую упирались. Ненастье надвигается. Туча свинцовая ползет, грозная, уже и ветер окреп, бросал в лицо холодный, влажный воздух, намекая на ливень, но девушке все нипочем, опьянела от сладкого, дурманящего запаха безграничной свободы.

Воля, воля! — ликовала душа, сердце в такт: да, да! Копыта кобылки по земле — верно, верно! Ветер в ушах свистел, путался в волосах, серчал на всадников.

Халена так и не вспомнила свою прошлую жизнь, память крепко хранила ответы на все вопросы, но сейчас ей это было уже не так неважно. Она нашла свое место здесь, сжилась с этим миром и думать больше не хотела, что чужая. Нравилось ей здесь очень. Куда ни глянь — красота сказочная, неразвращенная, человеческой прихотью не изгаженная. Леса густые, поля бескрайние, люди чудные, чистые, как воздух в этих местах.

Воздух… надышаться она им не могла и словно пила взахлеб багульный, дурманящий, насыщенный хвоей, былинником и чем-то еще непонятным завораживающим, не видимым, не осязаемым, но проникающим в каждую клеточку тела, пропитывающий душу и разум и наделяющий чувством полной независимости и в то же время неотъемлемости от этого мира.

Этот воздух будоражил Халену, приводил в экстаз, превращал в ребенка, дерзкого, шаловливого, необузданного. Восторг овладевал ею, насыщал до краев, и хотелось кричать, вторя птицам, парящим в небесах над этими бескрайними просторами.

Она остановила лошадь у края леса и, смеясь, повернулась, посмотрела на отставших товарищей. Гневомир да Миролюб мчались к ней галопом, недолго и рядом оказались: глаза блестят задором, щурятся лукаво, лица светлые. Не одной Халене бешеная скачка наперегонки с грозовой тучей в радость.

Братьями они ей стали, может, и были родные где-то там, в глубинах памяти погребенные, да эти все равно роднее стали, ближе, понятнее.

Миряне, как дети малые, простые, чистые, как воздух в их краях, наивные, бесхитростные, незлобивые, доверчивые, удивительно светлые, без лицемерия, без ножа за спиной. Что подумали — то сказали, что пристало — то и сделали, и не себе, любимому, а обо всем племени радея. Молодуха за своим дитем приглянет и соседских пострелят не обойдет вниманием. Поля, полбой засеянные да горохом — для всех, для себя огородик по силам, а если дети малы, хозяйка хвора да стара, не оставят, по хозяйству помогут, подлечат, не обойдут, не забудут.

Радовалась Халена, что нашла место в этом мире, среди мирян своей стала — гриднем, не трутнем. Не зря хлеб ела. Чем могла за доброту платила. Не сразу ее в гридни взяли, клятву на крови за род стоять до последнего приняли. Недели две за князем ходила, на борьбище околачивалась, вровень с мужиками ратилась. Хмурился сначала Мирослав, недобро поглядывал, но не гнал, и то ладно.

Устинья поклоном била — убери, дескать, горлицу, не место ей в тереме плошки чистить, не для того рожена. Почто дар божий губить?

И то верно, как ни старалась Халена, а среди дружников больше от нее толку было, чем бабам помощи. Никак уразуметь не могла нехитрые женские повинности, дела ежедневные, так и била миски, варево в бурду превращала, пряжу путала. Помаялась да сдалась, в конце концов, к кузнецу пошла, меч заказывать.