Борис РУДЕНКО - Журнал «Если» 2009 № 12

Ноги у меня были расположены неудачно, поэтому падающая челюсть долетела до самого пола.

— Зачем тебе это? – только и смог спросить я, когда челюсть со стуком вернулась на место.

— Видишь ли, – охотно пояснил Сэмингс, – я неуверен, что такой мастер, как ты, не захочет малость подзаработать на лаше, поэтому заранее договорился с таможенниками, что они сначала позволят перегрузить статую и только потом конфискуют твой корабль или торпедируют его, если ты вздумаешь удирать.

— Лаша не будет, – твердо пообещал я.

— В таком случае, пройдя досмотр, ты можешь отправляться на все четыре стороны.

После этого мне ничего не оставалось, как подписать контракт. Впрочем, мне с самого начала ничего другого не оставалось.

В Галактике не так много вещей, которые было бы выгодно возить с планеты на планету. Случается порой перевозить редкие металлы; я сам не так давно доставил на Мезер шестьдесят тонн гафния. Ума не приложу, куда им столько? А так больше возим предметы роскоши: поделочный камень, канурские устрицы, редких зверей и цветы доли-анских лесов. Так что сама по себе поездка за деревянной богиней ничего особенного в моей карьере не представляла. Если бы только планета не называлась Интока… та самая, где покупают лаш. Или не покупают?.. Во всяком случае, оттуда его привозят. Но не вольные торговцы. Вольным торговцам лучше обходить Интоку за двадцать световых лет. Торговлей лашем занимается государственная корпорация, и миндальничать она не станет: патрульный крейсер будет только рад бесплатному развлечению – не каждый день появляется возможность дать залп по дурачку, вздумавшему обмануть таможенников.

Этак кто-то незнающий (хотя откуда взяться незнающему?) может подумать, что лаш – или наркотик сверхъестественный, или оружие бог знает какое ужасное. А лаш – это отделочный материал, во всяком случае, по слухам, на Интоке он именно так используется. Лаш – это маленькие, специально выделанные дошечки, а возможно, чешуйки какого-то дерева или чашелистики местной флоры, это ботаником надо быть, чтобы в таких вещах разбираться. Но эти пластинки, с виду такие никчемные, оказались притягательнее любого наркотика, да и оружию – любому известному во Вселенной – они могут утереть нос. Лаш умудряется отражать удар, многократно усиливая его. Кроме того, как-то он действует на психику и владельца, и тех, кто вздумал бы на него напасть. Владеть лашем удивительно комфортно, а помещение, отделанное этими дощечками, ни разу не было ограблено. Что при этом происходило с потенциальными грабителями, меня не волнует; я не грабитель, но и охранять банки и частные коллекции не подряжался. Кстати, это сильно сказано: «помещение, отделанное лашем» – две, от силы четыре дощечки в обрамлении резной кости, палисандра, янтарных панно, жемчужной вышивки и прочих красивостей. Дощечки лаша всегда должны быть парными. Почему – не скажу, но так оно есть.

Вот вроде бы и все, что мне известно о лаше. Примерно столько же знает каждый малолетка, живущий в любом из открытых миров. Больше мне знать не нужно, потому что лашем я не занимался, не занимаюсь и заниматься не хочу. Прежде всего потому, что пара лашек стоит вдесятеро дороже моей «Пташки». Кроме того, как и всякий вольный торговец, я очень неуютно чувствую себя под прицелом орудийных башен. Поэтому на Интоку я отправлюсь за деревянной богиней, кроме нее, не собираюсь трогать там ни единой щепки и улечу оттуда, как только выполню заказ.

Есть немало способов изъять у туземцев святыню, но я пользуюсь щадящими методами. К чему обижать добрых людей и брать грех на душу? А украсть богиню – это всегда грех, во всяком случае, с точки зрения тех, кто ей поклоняется. Значит, надо сделать так, чтобы прихожане не заметили, что богиню у них умыкнули. С моей техникой это не так сложно.

Предаваясь таким душеспасительным размышлениям, я за каких-то три дня долетел до места будущей работы. Старина Сэмингс оказался сносным попутчиком. Поначалу он стал было ныть, что у меня слишком пуританский рацион, но после того, как я предложил ему платить за провиант, все жалобы мигом стихли. На второй день Сэмингс предложил было перекинуться в картишки по маленькой, но я соврал, будто в юности прирабатывал шулеро.м в трушобах Клирена, и больше он ко мне не подкатывал. Сидел в каюте, и что там делал – не знаю. Наверное, злоумышлял. А я рылся в справочных системах, выискивая все, что есть умного об Интоке, распространенных там верованиях и о лаше, будь он неладен.

На третий день я порадовал Сэмингса, сообщив, что сегодня мы выйдем к Интоке.

— Уже? – удивился старый разбойник. – По моим данным, лететь туда четыре дня, не меньше.

— Это смотря кто летит, – возразил я. – Другому и недели не хватит.

— Получается, я выделил тебе лишку горючего, – ворчливо произнес Сэмингс. – А ты меня обжулил, умолчав об этом.

— Какой смысл летать, если не можешь сэкономить на горючем? Кстати, откуда взялась цифра «четыре»? По норме лететь полагается шесть дней, так что еще надо посмотреть, кто из нас жулик.

Сэмингс пробурчал что-то нечленораздельное и прекратил разговор. Но кое о чем он все-таки проболтался. Раз он знает, сколько времени в действительности требуется, чтобы слетать на Интоку, значит, и впрямь уже летал сюда, а поскольку вряд ли на Интоке имеется много великих богинь, то получается, что в прошлый раз взять ее не удалось. Такое может быть, если все задание не больше чем отговорка, а на самом деле меня здесь ожидает ловушка, вляпавшись в которую, я могу потерять голову или, что хуже, лишиться «Пташки». Ничего, кроме головы и «Пташки», у меня нет, так что об этих двух вешах и будем думать.

Уже на дальних подступах к Интоке я принялся вопить на всех диапазонах, что, мол, сами мы не местные, так что, люди добрые, помо-жите, в смысле, дайте бедному торговцу местечко у причала и команду для таможенного досмотра. Самому было дико слушать, чтобы свободный торговец просил о досмотре. Вопил, конечно, не я, а заранее сделанная запись, сам же я сидел и, отключившись от своих воплей, слушал, как их воспринимают на станции.

Таможенники реагировали адекватно. Не так часто можно вживе полюбоваться на добросовестного идиота, поэтому никто из находившихся на командном пункте не предложил профилактики ради вломить мне в борт торпеду. Зато я сумел получить кое-какую полезную информацию. Один из офицеров (не тот, что был у микрофона) произнес, обращаясь к товарищу:

— Все понятно: Сэмингс еще одного кретина захомутал. Куда ему столько мелких кораблей?

Я даже не удивился. «Пташка» достаточно лакомый кусочек, чтобы Сэмингс захотел наложить на нее лапу. Как подтвердил незнакомый таможенник, никакой более серьезной подоплеки у дела нет. Задание наверняка окажется невыполнимым, и «Пташка» перейдет к Сэминг-су в качестве «приза». А лаш и прочие хитрости тут ни при чем. Так, во всяком случае, думает старина Сэмингс. Он настолько уверен в успехе предприятия, что даже прибыл сюда на моем корабле, собираясь на нем же отбыть обратно, но уже в качестве владельца. Как явствует из подслушанной фразы, один раз, по крайней мере, ему такое уже удалось. Ничего не скажешь, очень мило и вполне в духе Сэмингса. Вот только меня он в расчет принять забыл, и это большая ошибка. «Пташку» я отдавать не собираюсь, к тому же «предупрежден, значит, вооружен». Не знаю, кто первым это сказал, но думаю, парень был вольным торговцем.