Николай Соколов - Ариасвати

Всматриваясь в одну из боковых галерей, Андрей Иванович вдруг остановился, пораженный неожиданностью: ему показалось там, вдали, между колоннами какое-то слабое мерцание, как будто что-то светилось голубым фосфорическим светом, или скорее — точно слабый дневной луч пробивался откуда-то в глубину подземной залы. Первым движением Андрея Ивановича было идти по направлению к этому свету, но боязнь заплутаться в этом лесу колонн, совершенно похожих одна на другую, заставила его призадуматься.

После непродолжительного размышления, он взял две ветки эвкалиптуса, одну из них зажег и воткнул в трещину пола, другую положил около нее, чтобы потом по этой ветке можно было определить направление, в котором находилась лестница. Обеспечив себя таким образом, Андрей Иванович отправился к заинтересовавшему его светящемуся предмету. Но пройдя несколько шагов в этом направлении, он с удивлением заметил, что свет становится все слабее. И действительно, чем более приближался Андрей Иванович к этому странному свету, тем слабее он становился и наконец исчез, точно рассеялся в окружающей темноте.

Андрей Иванович продолжал идти вперед. В полумраке перед ним смутно обрисовались широкие ступени и обширная платформа, прилегающая к стене, на этой платформе или эстраде тесно стояли какие-то громадные цилиндры, какие то гигантские катушки, на которых правильными рядами были намотаны как будто проволочные веревки, за ними, в глубине эстрады, виднелся огромный вал с саженным маховым колесом. Что-то до крайности знакомое сказывалось в очертаниях этой машины, но изумленный Андрей Иванович боялся верить собственным глазам.

"Неужели это динамо-электрическая машина?" — думал он, проходя вдоль платформы, и ему казалось, что он видит какой-то волшебный сон. На другой стороне длинного вала находилось такое же гигантское колесо. Андрей Иванович поднялся на платформу и осветил колесо. Вертящаяся на оси рукоять, предназначенная для приведения в движение колеса, была сделана из какого-то неизвестного материала — не то из рога, но то из кости, — и по своему виду походила на те шары, которые Андрей Иванович видел на потолке подземного коридора. Нужно было узнать, что это за машина. Андрей Иванович воткнул свой факел в трещину пола и взялся за ручку: тяжелое колесо слабо качнулось, он удвоил свои усилия, и колесо наконец пришло в движение, увлекая за собою часть вала и еще какие-то предметы, очертания которых терялись в полумраке платформы.

Андрей Иванович продолжал вертеть колесо: ему хотелось непременно узнать, к чему именно была предназначена эта машина. Между тем факел его начинал догорать. Нужно было зажечь новый. При этом Андрей Иванович сообразил, что догорает и тот факел, который был им оставлен в галерее, примыкающей к лестнице. Поэтому следовало и его заменить новым. Но выйдя из-за колонны, около которой находилось колесо машины, Андрей Иванович заметил, что какой-то слабый свет, подобный бледным лучам рассвета, падает сверху на плиты пола и при этом косые тени колонн обозначаются рядом с освещенными плитами пола. Андрей Иванович поднял глаза к сводам зала и с изумлением увидел, что свет лился оттуда: около каждой колонны на своде мерцал голубовато-бледным светом точно такой шар, какие он видел в коридоре и назначения которых не мог отгадать. Ясно, что машина, помещающаяся на платформе, предназначалась для освещения нижней части храма. Но представлялся вопрос: распространялось ли действие этой машины на верхнюю часть храма? При том и нижняя, подземная его часть была освещена не вся, а только та ее сторона, которая находилась вправо от платформы. Тогда Андрей Иванович вспомнил, что при движении колеса вертелся не весь вал, а только часть его, ближайшая к маховому колесу, но есть еще маховое колесо — на другом конце вала.

Бросив свой факел, который теперь уже становился не нужен, Андрей Иванович снова взошел на платформу и принялся вертеть маховое колесо на другом конце вала. Свет тотчас же стал заметно усиливаться. Теперь уже и левая сторона громадного зала осветилась тем же голубоватым светом. Андрей Иванович уже мог рассмотреть, что от громадных вертикальных цилиндров в разные стороны расходились проводники, принятые им сначала за веревки. Повсюду на своде были проложены такие же проводники и на них в разных промежутках, точно звезды, мерцали голубоватые матовые шары.

Свет все усиливался. Андрей Иванович переходил от одного махового колеса к другому, пока обе стороны зала не получили одинакового освещения. Зала приняла определенные размеры, сквозь промежутки колонн виднелись отдельные стены: во многих местах залы видны были лестницы, ведущие в верхнее отделение храма. Эффект получился волшебным. Но Андрея Ивановича беспокоила возможность ошибиться лестницей и попасть снова в какой-нибудь бесконечный ход. Кроме того, ему хотелось посмотреть, что делается в храме: ведь не может же быть, чтобы освещалось только одно нижнее помещение? Но если храм так же освещен и вверху, то зрелище должно получиться очаровательное. Желая поскорее убедиться, верны ли его предположения, Андрей Иванович поторопился отыскать свой догоравший факел и валявшуюся около него ветку эквалиптуса и быстро поднялся по лестнице в верхнее помещение храма.

XXX. Sancta sanctorum[8]

Сомнение в том, освещен ли храм, рассеялись тогда же, когда, поднимаясь по лестнице, Андрей Иванович взглянул на четырехугольное отверстие, посредством которого он проник в подземелье храма. Потоки света лились из этого отверстия и ярко освещали лестницу. Поднявшись в храм, он был поражен великолепным зрелищем, которое открылось перед его глазами. Весь храм горел в огнях, все дальние углы и ниши — все было освещено, как в самый яркий солнечный день. Потоки света лились со сводов храма так осветительно, что не было возможности рассмотреть приспособления, какие были устроены там для произведения такого сильнейшего света. Ряды изящных колонн, украшенных художественными орнаментами, статуи, барельефы на стенах и подножиях статуй — все, казалось, получило новую жизнь. Лица отживших правителей, жрецов и воинов глядели как живые. Всматриваясь в них, Андрей Иванович, казалось, читал то удивление и укор, что их священный сон нарушен каким-то безвестным пришельцем чуждого племени и рода, то, казалось, они хотели рассказать свою чудесную повесть и уже каменные уста их готовы были раскрыться, чтобы наполнить воздух давно забытыми звуками неведомой речи.

Как очарованный, переходил Андрей Иванович от статуи к статуе, от картины к картине, открывая все новые черты, новые подробности, ускользавшие от него во время прежних осмотров. Теперь он мог уже уловить общий смысл целого, терявшийся прежде при отдельном изучении подробностей: он мог теперь отойти на несколько шагов, чтобы окинуть одним взглядом сложный сюжет барельефа, что прежде, при тусклом освещении факела, было невозможно.