Евгений Белоглазов - Принцип суперпозиции

— Понятно, господин Растини. Будем думать… Но объясните, бога ради, что это был за эксперимент? Зачем понадобилось разыгрывать спектакль и даже составлять специальную инструкцию?

— Вы, кажется, забываете, где работаете! — жестко отрубил Растини. — Глупо, но приходится напоминать — у нас не задают лишних вопросов. Откровенно говоря, я не завидую вашей участи. Надо было видеть лицо патрона, когда ему передали сводку.

— Неужто сам патрон…

— Молчите и не перебивайте! — Глаза Растини вспыхнули яростью. — Если вам дорога шкура, никогда не произносите вслух, да и про себя тоже, никаких имен!

— Но я не собирался никого называть, — сделал попытку оправдаться Хаусман.

— Всё равно вы слишком болтливы! Лучше думайте о том, как исправить положение и выпутаться самому. Ха-ха-ха!.. — Растини похлопал его по плечу с видом палача, которому предстояло в следующую минуту отправить свою жертву на эшафот.

— Исправлять положение нам придется вместе, — не раздумывая, парировал Хаусман. — И не пытайтесь сделать из меня крайнего. Еще не известно, чья вина больше!..

— Что вы хотите этим сказать?

— Ничего! Говорить я больше не буду — спасибо за урок! А вот показать кое-что могу… — Он извлек со дна чемодана пухлую тетрадь в черном клеенчатом переплете и выставил ее перед собой как щит.

— Что это? — удивился Растини.

— Дневник. Эту тетрадь выронил тот, помоложе, когда в спешке выгружали его снаряжение. Я нашел ее в вертолете под сиденьем и спрятал подальше.

— Вы читали ее?

— Нет, только просмотрел. В ней много цифр, а я в них не смыслю. Но тетрадь эта не простая — тут меня не проведешь! И там такое имеется… Как знать, может найдется человек, который по достоинству оценит стоимость этих бумаг.

— Считайте, что уже нашелся, — изменил тон Растини. — Давайте ваш дневник. Для начала я должен ознакомиться с ним.

— Пожалуйста, — поколебавшись, ответил Хаусман и передал тетрадь.

Какое-то время Растини молча листал сплошь исписанные листы. Потом настороженно вскинул брови

— Здесь фотографии. Откуда они?

Вместо ответа Хаусман издал нечленораздельный звук и тупо мотнул головой.

— Постойте! — вдруг изумленно выдохнул Растини. — Да ведь это же Сьен!.. В таком виде?! Он что — пьян?

Хаусман по-прежнему молчал и только следил за реакцией старшего компаньона, изображая собой некую помесь ежа и ехидны.

— Просто глазам не верю! — Растини был поражен до крайности. — Вам же категорически запрещалось сниматься!

В ответ раздался мелкий дребезжащий смех.

— Чему вы радуетесь, разрази вас гром! Лучше взгляните сюда! Тут красуется и ваша физиономия!

— Точно, — ткнув пальцем в одну из фотографий, выдавил Хаусман и вновь зашелся в приступе бессмысленного смеха.

— Прекратите истерику! — Растини схватил его за шиворот и стал трясти, как недоумок погремушку. — Говорите, каким образом фотографии попали к вам и кто их изготовил?

— Это всё он!

— Кто?

— Альбинос!

— Вы уверены? — Растини разжал пальцы, и Хаусман грузно осел в траву.

— Еще бы! Они лежали между страницами, и я сразу обратил на них внимание.

— Дьявол! Сущий дьявол! Выходит, он обвел нас вокруг пальца!

Растини ухватился за пень, на котором до этого сидел, с такой силой, словно хотел своротить его, но после неудачной попытки внезапно успокоился.

— Я удваиваю ваш гонорар и покупаю эти записи, — вкрадчивым голосом сказал он. — Но при одном условии. Ни одна душа не должна знать о находке. Даже те двое — если вернутся…

— Вы верите в чудеса?

— Если сказать честно, я вообще ни во что не верю! Но это так, к слову… И запомните впредь — вы ничего не находили. И мне не передавали. Ясно?

— Как не понять! Это совершенно меняет дело.

— Вы умный человек. Я это сразу понял. Наша фирма занимается отнюдь не благотворительной деятельностью, поэтому и работает в ней лишь тот, кто умеет держать язык за зубами. — Растини свернул дневник и сунул его в карман пиджака. — В свое время мне рекомендовали вас как толкового специалиста, — голос его окончательно смягчился. — Хотелось, чтобы и дальше это мнение всемерно укреплялось.

— Благодарю вас.

— Да, Хаусман, именно так! И я рад, что не ошибся в вас… Похоже, патрон придает этому эксперименту исключительное значение, хотя, по правде говоря, я знаю о нем не больше вашего. Кроме него в детали посвящены лишь двое: Сьен и какой-то недавно появившийся субъект, судя по всему, тот самый альбинос, о котором вы говорили. Оба они остались там!

Одурев от неподвижности, Стефан стал растирать затекшую ногу. От неосторожного движения удилище плюхнулось в воду. Стефан похолодел и, едва не лишившись чувств, приготовился к самому худшему…

Внешне всё оставалось так же, как и полчаса назад. Лишь промозглый ветер снова бесчинствовал на узких улочках, морщил крупной рябью воду в лужах и залихватски свистел в проводах. Настроение было под стать погоде. Не успев начать, Мелвин уже проигрывал с сокрушительным счетом. Инициативой владел противник: хитрый, дерзкий, прекрасно осведомленный. С какой стороны подступиться? Откуда ждать следующего удара? Чувствовать себя в роли выслеживаемой добычи было тошно, а главное, непривычно. В основном засады, погони устраивал он сам, широко и с выдумкой используя существующие для этих целей приемы. Но на этот раз всё оборачивалось по-другому. В случае с исчезновением Джесси, не говоря уже об остальном, проступал новый, нестандартный почерк. Действовали смело и наверняка. А он, вместо того, чтобы сразу по прибытии заняться проверкой жильцов, увлеченно прорабатывал пустые версии с ученой начинкой и бездумно принимал желаемое за действительность… Так промахнуться!.. Он готов был взвыть от досады. Многое теперь не вернуть. А так хотелось бы заново прожить несколько последних часов!.. Нет, он не успокаивал себя, не искал оправданий. Он должен… нет, просто обязан был всё предусмотреть. И эта установка не требовала корректив… Но с другой стороны, он многое узнал. И пусть это было лишь начало, но теперь хотя бы определился стог, где предстояло искать иголку. А это уже немало. Правда, по-прежнему смущали призраки или как там их еще назвать. Но он ничуть не сомневался, что и этому найдется объяснение.

С быстрого шага Мелвин перешел на бег. Сохранять инкогнито дальше не имело смысла. Игра в прятки закончилась.

Патрульная машина стояла на месте. У входа никого не было. На столбе, под плоским, изъеденным ржавчиной отражателем, одиноко раскачивался фонарь.

Он рванул дверь, ожидая увидеть изнывающего от безделья сержанта-меломана, и приготовился учинить ему разнос, но, ворвавшись в помещение, застыл как вкопанный, проглотив готовые было сорваться слова.