Юрий Слащинин - Боги в изгнании (Художник В. Шершнев)

… Как ей сообщили позже, опасных для Нового Порядка мыслей у Виза не нашли, а открытие, о котором он намекнул Ладен, оказалось самой банальной фантазией. Ладен вспылила:

«Тогда зачем?… Почему?…»

«Затем, что мы должны знать мысли кселян, чтобы обеспечить сплоченность, — наставительно проговорил с видеоэкрана службист из Билярга. — Твой прямой долг жены — сообщать нам все о муже, тогда бы он не пострадал. Так что сама виновата. Прощай».

Экран погас, а Ладен еще долго смотрела, видя на нем отвратительное лицо Гульбера. Говорила ему, глядя в маленькие бегающие глазки:

«Зачем тебе наши мысли? Нет своих?! Мой муж фантазер. Но он умел думать. А ты? А вы?»

«Так их, так! Хи-хи-хи», — услышала Ладен ментальный смех кого-то, подслушивающего ее мысли. Передернулась, как от удара по самому больному.

Чтобы быстрее избавиться от добровольного надзора любопытствующих соседей, Ладен включила первый попавшийся канал видеопередачи и внимала каждому слову диктора. На этот раз говорилось об искусстве создавать радость. Сладкоголосая красавица, которая вчера щеголяла своими пышными формами в вечерней развлекательной программе для мужчин, сейчас поучала их избегать проблем:

— Блаженство создает избыток, — наставительно произносила она, изо всех сил стараясь удержать на лице мудрую строгость и. выговаривая слова, смысла которых красавица явно не понимала. — А у нас есть избыток во всем. Осуществилась вековая мечта кселензов о создании общества счастья и радости. Так радуйтесь! Каждый день и всему. Никаких проблем! У нас есть все: пища, жилье, вещи. Нам не надо трудиться: за нас это делают скуды. Нам не надо ломать головы над сложными проблемами — для этого у нас есть думающие рабы. Каждый делает свое — провозгласил Новый Порядок. Низшим — труд, нам — блаженство. Но если ты хочешь иметь чуточку больше, чем все, если ты имеешь таланты управления — служи, поднимай свою квоту власти. Гильорт приветствует служебную активность, ибо мы каста правящая и все наше благополучие было создано благодаря мудрому управлению хозяйством Кселены. А лично я призываю вас, милые мужчины, радоваться жизни и любить нас. Право, это лучшее употребление ваших сил, энергии и фантазии… — кокетливо улыбалась красотка. Сбросив наконец остатки чопорности, она объявила танец «Блаженство Лени» и растворилась в появившейся на экране группе женщин, раздевавшихся под лучами восходящего Зведона.

Под впечатлением передачи Ладен невольно подумала: может и надо жить именно так — развлекаться, не видеть проблем? Хотя бы сейчас. Она даже представила, как однажды проснется, поднимется с постели и встанет под лучи Зведона, яростно бьющего в их широкое, во всю стену спальни, окно. Ощутит его жар, потрясет своими золотыми космами и вновь станет беспечной, как краснокрылка, веселой и бесконечно счастливой…

За стеной послышался призывный крик Гулика:

— Мама, он не дает!..

Сын жаловался на отца, отнявшего у него игрушку.

… В эгрегере, куда пришла Ладен за помощью, отказались от Виза с подчеркнутым негодованием:

«И ты осмелилась прийти сюда просить помощи! После того, как его уличили в сокрытии замыслов! Поразительная наглость! Невероятная!» — возмущался принявший ее пособник.

Ладен застонала, увидев, что преследующее ее лицо Гульбера совмещается с лицом пособника. Отвечала как в бреду: «Он не скрывал, они подтвердили. Были детские фантазии. Он думал, что…»

«Вот ты и призналась — думал! Тайно от нас. В то время, когда весь эгрегер концентрировал энергию, чтобы помочь нашему Верховному предводителю напрячь мысли и решить проблему, твой муж отделялся от всех и думал в одиночку. Он преступник!»

«Какой же он преступник? — ужаснулась Ладен. — Он…»

«Утаивал мысли, которые принадлежат всем».

«Мысли не могут принадлежать всем. Они — личные».

«Твои, действительно, никому не нужны. А он получал специальные знания, пользовался информацией нашего ведомства — его мысли не могут быть личными. Своими раздумьями в одиночку он ослаблял потенциал эгрегера, что преступно. И показал свое невежество, так как еще не понял, что время гениев прошло, что сейчас только эгрегер, работающий на своего лидера, способен решать труднейшие задачи. Твой муж предал эгрегер и больше не может рассчитывать на его поддержку!»

Окончив разговор, пособник заметил, как бы вскользь, что помочь может только ей лично, выжидающе уставился на Ладен: поняла? согласна? Ладен смерила его уничтожающим взглядом — это все, что могла себе позволить, — брезгливо передернулась и выбежала из кабинета.

«Ну и дура!» — услышала она чей-то раздосадованный голос.

«Гордячка какая», — дребезжал другой.

Ее укоряли, кололи, терзали сотни невидимо следивших за ней кселензов. Образовавшаяся вокруг Ладен пустота, когда от нее отшатнулись подруги и соседи, была наполнена подсматривающими взглядами, колющими со всех сторон. Походило на то, что Ладен оказалась в каком-то загоне на виду у всех. Ее разглядывали, подслушивали; к Ладен проникали в мозг, стремясь полюбопытствовать: каково ей? О чем думает? Как мучается? Как сходит с ума? При этом — открыла Ладен с ужасом — никто ни разу не пожалел ее, не посочувствовал ее горю.

И еще одно обстоятельство удивило Ладен: казнили ее, а не Виза, подвергшегося психотрепанации.

«Он свое получил», — ответил кто-то.

«А я за что должна страдать?»

«А ты не страдай, — сказал невидимка. — Ты привлекаешь нас, потому что остро переживаешь. Это такая редкость! Не увидишь такое ни в одном видео-сне. Станешь как все, и тут же отстанут от тебя…»

В отличие от Ладен, Биз воспринимал случившееся с легкостью, соответствующей тому возрасту, к которому его сознание было отодвинуто психотрепанацией. Перетерпев изнуряющие послеоперационные головные боли, он радовался, что может теперь просто жить, щуриться на слепящий глаза Зведон, ходить по комнатам. Несколько раз Ладен рассказывала ему, как они полюбили друг друга, поженились и прожили эти стертые из его памяти годы. Они просматривали видеозаписи событий их семейной жизни: вступление в брак, переезд на Юго-Запад, рождение Гулика, покупку флайера и первые полеты на нем — такие далекие теперь, до боли дорогие дни для Ладен, и абсолютно чужие, лишь непонятно тревожащие для Виза.

«Почему ты молчишь?» — допытывалась Ладен.

«Не знаю… наверное, все так и есть, как ты говоришь. Только я этого не помню. Извини, я устал. Можно мне выйти из дома? Хочу погулять». «Я провожу тебя».

«Я сам».

«Ты ведь не помнишь город».

«Мне будет неудобно с тобой… Скажут: ходит с женщиной, — признался Виз, что стесняется появляться с ней, так как, по его возвращенным в молодость понятиям, гулять он мог только с ровесницами. Уловив испуг и удивление во взгляде Ладен, растерялся. — Я неправильно говорю, да?… Прости меня, я все еще… не понимаю. Мне все время кажется, ты придумываешь какую-то нелепую сказку про нас, хотя вижу: ты — Ладен из клуба пловчих, только поста… извини, повзрослевшая. И мое тело не мое. Я, кажется, все понимаю, что ты рассказываешь, и не понимаю…»