Джон Уиндэм - Зайцем на Марс

Он вновь и вновь спрашивал себя, кто же мог отправить ракету. Сотрудники фирмы Кейнца? Выходит, его все-таки неверно информировали насчет них? Разве кто-то еще в мире способен построить космический корабль?

И тут на гребне со стороны другого корабля появилось несколько черных точек. Машины или люди? Он нашел запасной бинокль и сфокусировал его. А затем торопливо подошел к спящим спутникам и растолкал их.

— Эй, просыпайтесь!

— Черт побери! — пробурчал Фрауд.— Снова марсиане вернулись?

— Нет, люди с другого корабля. Идут в нашу сторону.

Глава 19.

Вейган

Они остановились в помещении, куда вел коридор с третьего балконного уровня. Марсианин сделал Джоан знак оставаться здесь, и она уселась на табурет с мягким верхом, в то время как человек исчез в следующем проеме.

В ожидании она изучала помещение в нерезком свете, льющемся с потолка. Комната была обставленна с суровой простотой. Вся мебель состояла из похожих на ящики табуретов с мягким верхом; одного более массивного куба, служившего, надо думать, столом; широкого сиденья у одной из стен, которое могло быть кушеткой либо кроватью. Всю стену напротив входа занимало окно. На фоне залитого лунным светом неба она видела огромные силуэты черных зданий и между ними кусочек вытянувшейся в бесконечность пустыни.

Пол и стены были бледно-зеленого цвета. Слева располагался проем, через который вышел ее проводник, по обе стороны находились прямоугольные панели из дымчато-серого стеклообразного материала. Возможно, служат они не просто для украшения. В других стенах узкие щели очерчивали дверцы стенных шкафов. Справа, неподалеку от ложа, она заметила пульт управления с большим набором рычагов и ручек.

Помещение с неким учрежденческим душком: не то, чтобы нежилое, но безличное. Его бы обставить книжными полками, повесить одну-две картины и поместить где-нибудь цветы. Тут она посмеялась над собой — не одобрять здешнюю комнату потому, что та не похожа на комнату земного дома! Книги и картины на Марсе, наверное, имеются, а цветы... С внезапной печалью она стала гадать, сколько же долгих веков прошло с тех пор, как эта усталая старая планета вырастила свой последний цветок... Эта комната была слишком суровой, слишком утилитарной. Она лучше подходила для обитания машины, чем человека. Поневоле казалось, что именно машина тут и жила, но ее проводник так походил на человека...

Теплоизолированный комбинезон в отопляемом здании был лишним, он сковывал движения, и вернувшийся проводник застал ее, когда она пыталась раздеться. Он поставил две чашки с жидкостью на куб побольше и с любопытством уставился на нее. Ее кожаный костюм, казалось, озадачил его. Он пощупал его, пробуя текстуру, но непонятно, разобрался ли. Ей подумалось, что марсианин смотрит с легким весельем, разглядывая, как она проводит расческой по волосам.

Торжественные моменты так редко оправдывают ожидания, сказала она себе. Ведь это же поворотный пункт в истории: впервые встречались люди двух планет,— а она ведет себя так, словно заскочила проведать. Подобное событие требовало одного из тех бессмертных изречений, с которым исторические персонажи встречали кризисы. А она вместо этого расчесывает волосы... А ладно, здесь нет никаких зрителей. Бессмертные фразы она сможет придумать и позже — вероятно, большинство исторических персонажей поступали точно так же. Она снова улыбнулась марсианину и взяла протянутую им чашу.

Бесцветная жидкость оказалась не водой. Она обладала легким, не поддающимся определению привкусом и густотой. Чем бы там она ни являлась, бодрящие свойства жидкости вызвали у нее чувство благополучия. Марсианин кивнул, словно удовлетворенный. Открыв одну из дверок на стене справа, он извлек два подноса, поверхность которых была покрыта чем-то вроде воска. Нацарапав на поверхности одного из них серию знаков, передал ей. Другой оставил себе. Джоан приготовилась к первому уроку устного марсианского.

Метод обучения сперва показался простым. Он будет писать слово, с которым она уже знакома, и произносить его вслух, в то время как она попытается повторить его. Девушка ожидала, что процесс превращения письменного словаря в устный не представит никаких трудностей. Она считала себя способной в самый короткий срок отбарабанить те слова, которые стояли перед ее мысленным взором. Но ее иллюзии быстро развеялись. Джоан оказалась совершенно неспособной уразуметь принципы языка. У нее в голове уже сложилось представление, что эти символы по своей природе являются фонетическими знаками. Что, например, про определенный знак можно сказать, что он обозначает «т». Первые два-три раза, когда такой знак встретился, он звучал совсем по-другому, и в слове вообще не оказалось звука «т». Как в английском «с» может произноситься либо «к», либо «s», a *s» — либо «с», либо «z». Марсианские буквы меняли свое звучание с намного более сбивающей с толку частотой. Более тонкие градации в гласных звуках почти ускользали от ее слуха даже после многократного повторения, но еще хуже было открытие, что многие согласные в виде незнакомых щелкающих звуков вообще невозможно воспроизвести. И никакого толку с того, что учитель сидел напротив, преувеличенно работая ртом. Он-то обучался этим языковым фокусам с ранней юности, а вот ее гортань отказывалась воспроизводить такие звуки.

Джоан почувствовала нарастающее отчаяние. Какая нелепость — она так упорно трудилась, овладевая письменной речью только для того, чтобы упереться в тупик, превращая ее в речь устную. Ее выводило из себя чувство, что она упустила какой-то важный принцип, но если его уразуметь, то все станет ясно как день. Одна беда, если такой принцип и существовал, то продолжал ускользать от нее. Чем дольше длился урок, тем глубже она увязала в болоте неправильного понимания. Ее предположения, как должны звучать написанные слова, никак не оправдывались. Всякий раз слова звучали словно наобум.

Через два часа она сидела перед своим учителем со слезами на глазах. Она могла назвать некоторые вещи в комнате: табуреты, окно, чаши на столе, этим ее успехи и ограничивались. Писать — дело медленное и утомительное, более того, она быстро открыла, насколько ограничен ее словарь. Она разгладила воск у себя на подносе и написала: «Не могу понять. Это слишком трудно»,— испытывая ощущение, что их мышление работает по разным правилам, хотя оба способны понять общие трудности. Что-то в этом же роде могло бы произойти, считала она, если бы Алиса попыталась обучить французскому языку Болванщи-ка. Похоже, что стимулирующее действие напитка иссякло, так как она снова почувствовала усталость и желание спать.