Евгений Филенко - Блудные братья

— Наполните же наши сердца и оптимизмом, — кротко попросил Понтефракт.

— Есть и оптимистический вариант. Эхайн прибыл в Тритою с единственной целью — послушать концерт Озмы.

— У-у… — тихонько взвыл Понтефракт. Агбайаби саркастически улыбался.

— Вообще-то из слов Ахонги следовало нечто похожее, — с сомнением сказал Кратов. — Ему показалось, что эхайн испытывал громадное внутреннее напряжение.

— Господин Ахонга может верно интерпретировать внешние признаки эмоциональных проявлений эхайна? — спросил Понтефракт сварливо. — Он знает, как отличить эхайнский гнев от эхайнского спокойствия? Отвращение от блаженства?

— Вас потрясло бы сходство, — как всегда, загадочно промолвил Блукхооп.

— Ну, я тоже в это не верю, — заявил Носов. — С чего бы мне быть оптимистом, при моей-то информированности?.. Так что остается предположение третье.

— Ну же, не терзайте нас, — сказал Понтефракт страдальческим голосом.

— По сути, оно существует на стыке между первыми двумя. Эхайны действительно готовят вторжение. Эхайны действительно имеют здесь агентурную сеть. К тому же, они знают о существовании этого высокого собрания и располагают записями наших конфиденциальных бесед. Как известно, им даже удалось нечувствительно вживить «жучок» одному из нас в мышечную ткань.

— Чго такое «жучок»? — спросил Грозоездник. — Речь идет о каком-то небольшом инсектоиде?

— Так на профессиональном жаргоне контрразведчиков называют медиатранслятор — миниатюрное следящее устройство, — разъяснил Носов.

— И что же, мы здесь беседуем, а этот эхайнский «жучок» за нами следит?!

— Мы его удалили и пытаемся использовать для передачи дезинформации. Надеюсь, он был единственным… — Носов замолчал, уперевшись остекленелым взором в капсулу Блукхоопа и о чем-то напряженно размышляя.

— Доктор Носов, — негромко окликнул его Агбайаби.

— Простите, — сказал тот, выходя из ступора. — На чем бишь я… Так вот: не ограничиваясь банальной разведывательной деятельностью, эхайны хотят нанести нам какой-то упреждающий парализующий удар. Унизить нас, указать нам на занимаемое нами место в галактической иерархии, потрясти нас невиданным кощунством, вселить в нас ужас и тем самым обезоружить перед лицом безжалостного противника. Продемонстрировать, что наши ценности не имеют для Эхайнора ни малейшего значения.

«Вы можете вообразить кого-то, способного на подобное святотатство?» — сразу вспомнил Кратов.

— Эхайны хотят убить Озму, — ровным голосом сказал Носов.

8

Грозоездник с лязгом перебрал жвалами.

— Не понимаю, — признался он. — Этот отдельный человек. Озма, действительно много значит для вашей культуры?

— Наша Федерация состоит из разных этносов, — сказал Агбайаби. — Между некоторыми до сих пор сохраняются давние и глухие трения. Все же, у нас была бурная и кровавая история… Один мир может питать предубеждение к другому. Один народ может не доверять другому. Один человек может не любить другого. Озму — любят все. Размеры творческого вклада Озмы в нашу культуру оценит время. Но в настоящий момент она — то, чему поклоняются.

— Идол, — лаконично пояснил Кратов.

— А, так здесь присутствуют религиозные мотивы! — воспрял духом Грозоездник.

— Ни в коей мере, — возразил Агбайаби. Арахноморф озадаченно умолк.

— Озма, — сказал Носов. — Подлинное имя — Ольга Флайшхаанс. Родилась в 115 году в местечке Сиринкс, планета Магия. Биографические сведения отрывочны и скупы, очевидно — она заботится об ореоле тайны вокруг своей персоны. В раннем детстве обнаружила удивительные музыкальные способности. Абсолютный слух, не по-детски сильный голос необычного тембра. Несомненное дарование в области композиции… Выступала с Большим академическим оркестром города Элуценс на гастролях, была услышана маэстро Ла Фьямма, оценена по достоинству и приглашена для продолжения образования на Земле. Где и провела восемь лет. Высшая школа вокального мастерства в Риме, стажировка в «Ла Скала», в Мадридском королевском театре… В пору взросления голос Озмы, тогда еще — Ольги Флайшхаанс, претерпел неизбежную мутацию, однако самым удивительным образом. Его диапазон увеличился на три октавы, и при определенных усилиях со стороны вокалистки в нем стали появляться мужские форманты. Я не специалист, но знатоки говорят, что такого голоса никогда не существовало ни на Земле, ни на Магии, ни где-либо в пределах Федерации… В возрасте двадцати двух лег Ольга Флайшхаанс начинает активную гастрольную деятельность, все более отходя от классического репертуара. Она экспериментирует в области авангардного джаза, но каноны и стандарты этого музыкального течения ее сковывают. Впрочем, ее старые записи, например, концерт с квартетом Фоззи Шепарда, неискушенного зрителя и по сию пору разят наповал. Ходят легенды, что после того, как Ольга исполнила «Литл Биг Блюз» на Нью-Орлеаиском традиционном ночном сешне 138 года, его автор Гас Гилкрист разбил свою знаменитую гитару, покинул зал и на два года отказался от публичных выступлений, предаваясь чудовищному пьянству, разгулу и самоуничижению. Потому что юная, и что особенно унизительно для орлеанского джазового братства, белая певица, даже не американского происхождения, вскрыла своим голосом такие глубины в этом, скажем прямо, непростом для самого изощренного исполнителя произведении, о каких не подозревал сам его создатель. И какие при самом великом напряжении фантазии и голосовых связок никогда не смог бы воспроизвести, не говоря уже о том, чтобы превзойти…

— Я слышал эту легенду, — с воодушевлением подхватил Понтефракт. — Все кончилось, когда Ольга пришла в халупу Гилкриста, перебила все его бутылки, разогнала всех его баб, влепила самому маэстро пощечину, закатила феерическую истерику и потребовала, чтобы он не валял дурака. Трудно поверить, но это подействовало. Они провели вместе одну ночь, и присутствовавший при этом Фоззи Шепард сделал запись их пятичасового сешна, в котором и сам принял посильное участие. Пиратская запись ходит по рукам под названием «Ночной кошмар в Пайлоттауне». Зрелище впечатляющее: пьяный старик-негр в соломенной шляпе и шортах, с шестнадцатиструнной акустической гитарой в мозолистых лапах, роскошный мулат в сакраментальных белых штанах, белом же пиджаке и белом галстуке «кис-кис», за расстроенным музейным синтесингером, и зареванная белая соплячка в джинсовом комбинезоне поют «Колд ин хэнд блюз»…

— Послушайте, Бруно, — нервно сказал Агбайаби. — Вы не могли бы мне достать эту запись? Хотя бы на время? Я и не знал, что она существует…