Юрий Петухов - Приключения, Фантастика 1993 № 1

— Правлению только сейчас, к сожалению, стало известно о преступной деятельности доктора Коула и группы других сотрудников компании. Служба безопасности прозевала опасный заговор. Правление внимательно рассмотрело все обстоятельства дела и пришло к выводу, что вы не должны нести ответственности за действия, вызванные преступной деятельностью сотрудников компании.

— Хорошо, а как насчет сегодняшнего дня. Вряд ли мои сегодняшние действия можно расценить как результат заговора.

— Это была необходимая самооборона, — твердо сказал доктор Конверс.

— И что вы предлагаете, доктор? — поинтересовался я.

— Я предлагаю отправить вас назад, в ваше время. У нас достаточно неприятностей с федеральными властями и без вас все проблемы будет решить гораздо легче.

— А какие гарантии?

— Вы же умный человек, капитан, — укоризненно произнес он. — Конечно, никаких. Хочу добавить, что в случае вашего отказа мы вынуждены будем предпринять определенные действия. Конечно не ликвидацию, но некоторые повреждения вы можете получить.

Это же надо, некоторые повреждения. Как будто я робот, видно работа накладывает отпечаток. Вслух же я сказал:

— Начинайте, доктор.

Всадив пулю в экран видеофона, я снова присел за стол. Внезапно послышался сильный хлопок и в двери появилось отверстие около полуфута в диаметре. В него тут же влетели три пластиковые капсулы и разом взорвались. Кабинет наполнился удушливым белым дымом. Я задержал дыхание и рванулся к двери, но в голове помутилось и я упал.

Открыв глаза, я с удовольствием потянулся, ни сегодня, ни завтра, в воскресенье дежурства не предвиделось — уик-энд в моем полном распоряжении. Но какой интересный сон! Я стал с интересом вспоминать подробности, как вдруг глаза споткнулись о груду книг, сложенных у кровати. Дыхание разом пресеклось, протянув руку, я осторожно, словно неразорвавшуюся гранату, взял лежавшую сверху книгу в красном переплете. Буквы расплывались у меня перед глазами и я с трудом разобрал название и автора. Надпись, оттиснутая золотыми буквами гласила — Гарри Гаррисон «Мир смерти»!

Наталья Макарова

Оборотень

Оборотень — одна из центральных фигур древнейших суеверий. Вместе с вампирами, ведьмами, русалками, призраками и колдунами они существуют уже тысячи лет, наводя ужас на взрослых и детей в больших городах и глухих местностях.

А. С. Кузовкин. Н. Н. Непомнящий.

Катя ступила на порог и остановилась. В темных сенях стояла крышка гроба, обитая белой тканью, с черным жирным крестом по всей длине.

— Что встала?

Муж слегка толкнул сзади.

— Ого!.. — протянул он, — неужели бабуля преставилась.

Дверь со скрипом открылась, на пороге стояла мать.

— Приехали… — облегченно вздохнула она. — Как надумали-то?

— Да вот сон видела.

Саша указал на жену.

— Сон? — мать скосила на сноху глаза, и тут же, — Да, что мы стоим, пойдемте в избу.

Катя не любила этот дом и старалась бывать здесь редко. Ее пугала старуха. Бывало только приедет, а старая уже тенью стоит подле нее, да так и буравит своим холодным взглядом. А то отойдет, постоит немного, и, оглянувшись через плечо, поманит узловатым пальцем, за собой. Но, Катя делала вид, что не замечает, боясь остаться с ней наедине.

И вот, лежит она теперь мертвая, а на душе у Кати неспокойна

— Ну ты, мать, даешь! — Саша прошел к гробу. — Зачем ты ее в белый гроб положила?

— Да сынок, девяносто шесть годков ей, без деда почитай сорок. Вот по вере нашей она и стала Христовой невестой. — Мать протянула плаксиво — тоненьким голоском, что неприятно резануло слух

— Тьфу ты, городишь черт знаешь что! — выругался сын.

— Давай-ка лучше бабку помянем, — он подмигнул матери. — Есть что-нибудь?

— Есть сынок, как не быть, — она заторопилась на кухню.

— Ну, а ты, что пнем стоишь? Иди, помоги матери.

— Саша, мне жутко, — почти с мольбой посмотрела на мужа. — Я боюсь ее. — И указала на гроб.

— Что, того? — муж крутанул пальцем у виска и вышел из комнаты.

Катя осталась одна. «Потрогать бы ноги, — мелькнуло в голове. — Нет, не смогу».

Дрожь пробежала по телу, она вспомнила, как во сне бабка протянула к ней сухие костлявые руки и запавшими губами прошептала: «Подойди ко мне!».

Целый день, словно под гипнозом ходила Катя, чувствуя, что какая-то сила влечет ее в дом свекрови. И только к вечеру решилась, уговорила мужа поехать.

Но что это?! Кровь от ужаса застыла в жилах. Простыня на старухе шевельнулась, и щелочка запавшего рта искривилась в оскале. Катя выскочила из комнаты.

— Чего это ты? — Мать перестала нарезать сало и удивленно смотрела на сноху.

Та стояла бледная и силилась что-то сказать.

— Она… — наконец выдавила Катя, но тут же замолчала.

— Да покойников боится, — наливая водки в стакан, вставил муж, — живых надо бояться, — крякнул и выпил залпом.

— Ладно, успокойся, — мать похлопала сноху по спине и слегка подтолкнула к столу. — Давай садись, ужинать будем.

— Спасибо, не хочу, — сказала Катя, чувствуя, как к горлу подкатывалась тошнота.

— Ничего. Вот выпей немного, успокоишься.

Катя дрожащими руками держала стакан и проклинала себя за то, что приехала.

Вечер за окном все больше сгущал сумерки. В небе зажглись первые звезды. Близилась полночь.

Муж уже спал, крепкий храп доносился из дальней комнаты. Катя же отрешенно сидела рядом со свекровью и слушала нескончаемый рассказ о ведьмах, вурдалаках и прочей нечисти.

— Ну, пора! — свекровь неожиданно оборвала рассказ. — Пошли свечи ставить!

В полумраке комнаты покойница выглядела ужасно: провалы глазниц черными дырами виднелись на восковом лице, щеки ввалились и резко обозначили нос, как клюв хищника. И этот страшный портрет смерти заключал жуткий, леденящий душу оскал. Катя встала у порога, дальше она не решалась идти.

— Подержи свечи, — свекровь повернулась к снохе, но та лишь мотнула головой и осталась на месте.

Выругавшись в сердцах, свекровь зажгла их и стала устанавливать в гробу.

— Зачем в гробу? — неуверенно сказала Катя.

На нее из-под бровей глянул такой свирепый, уничижающий взгляд, что она тут же пожалела о сказанном.

Вернувшись в кухню, свекровь принялась опять за прерванный рассказ. Но вскоре по надобности засобиралась на двор.

Катя осталась одна. Нервы на пределе, слух обострен, и выжидающая поза, как перед броском.