Александр Бушков - Нелетная погода (сборник)

– Ты не хочешь лететь?

– Честное слово, хочу. Но у дяди Мозеса важный эксперимент, и я не могу улететь, не узнав результатов…

– Снова я, я и я… а я?

Что ей на это ответить? Рассказать о лице дядюшки Мозеса, о его тихом решительном голосе, проникнутом сознанием неминуемой опасности и надеждой на то, что опасность покорится человеку, как это в большинстве случаев и происходило – но часто получалось и наоборот… К чему ей это рассказывать?

– Черт-те чем мы занимаемся, – сказала Алена. – Я пытаюсь шокировать дух Иоганна-Вольфганга, ты ищешь в третичных отложениях следы пришельцев, дядюшка Мозес пытается усилием воли находить под землей клады и связаться с андромедянами… Нет, я знаю, что мы делаем нужное кому-то дело, но временами кажется, будто жизнь буксует, как элкар на таежной дороге… У тебя так не бывало последнее время?

– Иногда, – сказал Снерг. – Хочешь шальную еретическую гипотезу? На нас воздействует ноосфера. Нам давно пора становиться галактической расой, а мы, сидни, никак не раскачаемся, так что ноосфера подталкивает наше сознание, навевает неудовлетворенность, вынуждая заниматься глобальными вопросами мироздания и бытия, толкает к звездам.

– Какой ты у меня умный… Сам придумал?

– Чуточку развил идеи дяди Мозеса. Недавно он ухватился за статистику рождаемости. Понимаешь, еще лет сто назад отметили загадочный феномен – во время войн и после них начинает рождаться больше мальчиков. Почему так происходило, наука не объяснила до сих пор. Дядя Мозес утверждает, что в наше время наблюдается та же диспропорция – и это действительно так, мы проверяли. Он полагает, что Природа готовит кадры для освоения землянами Вселенной. Как тебе?

– Лихо закручено, – сказала Алена без особого интереса, – может быть, все и правда – насчет ноосферы?

– Кто знает, – сказал Снерг. – Но, во-первых, нужно сначала доказать все же, что ноосфера существует, и понять, что она такое. Во-вторых, коли уж ей невтерпеж отправить нас во Вселенную, могла бы и помочь Проекту… Как ты думаешь?

– А на Эльдорадо я все равно полечу, – сказала Алена, следуя типично женской логике. – Ты задерживайся на сколько тебе угодно, а я лечу завтра с ребятами, немножко отдохну от тебя, от себя и от всего сразу.

– Я прилечу самое позднее послезавтра, – сказал Снерг рассеянно. Он думал о расписании испытательных полетов в кармане дяди Мозеса.

Вероятно, его эксперимент каким-то образом был связан с полетом, который начнется… возможно, и не в три тридцать, прикинем приближенно – между тремя и четырьмя часами ночи по времени этого пояса. Это очевидно, но имеются две загвоздки. Во-первых, ни один из полетов Проекта не связан с какими бы то ни было экспериментами на Земле. Во-вторых, что касается поведения самого дяди Мозеса: кто это, готовя какой-то важный и рискованный эксперимент, забывает срок его начала – всего за несколько часов до начала, – так что вынужден заглядывать в бумажку? На дядюшку Мозеса с его необъятной и точной, как морской хронометр, памятью это решительно непохоже. Он не хотел ничего рассказывать, но оставил зацепку, след, тонкую ниточку? Похоже на то… Запросить расписание полетов?

Снерг хотел встать, даже сделал движение, но остался лежать. Почему-то показалось, что, узнав подробнее об этом полете, он заранее похоронит и эксперимент, и дядю Мозеса. Лучше потерпеть немного, скоро появится сам дядюшка Мозес, живой и веселый, расскажет все, и в жизни станет одной загадкой меньше…

– Что с тобой? – спросила Алена. – Как-то ты напрягся…

– Вспомнил об одном деле, но оно подождет, – сказал Снерг чистейшую правду.

Глава 9

Хроника стандартного утра

Неотложных дел у него не было, полетов сегодня не было – Панарин солгал Марине. Хотелось остаться наедине со сложностями – правда, это не значило, что он собирался затвориться в четырех стенах, душевное уединение достигается разными методами. В том числе и растворением в чужих делах, окружающей беззаботной суете.

Он взял мобиль и вскоре приземлился в лагере астроархеологов, «шлиманов», как их окрестили давным-давно. На прозвище они ничуть не обижались, наоборот – неоднократно заявляли, что считают его почетным титулом, который постараются оправдать, в подтверждение чего каждый год торжественно отмечали день рождения Шлимана, а также держали на видном месте его портреты.

Белые, желтые, красные палатки стояли в три ряда – до поселка было десять минут лету, но астроархеологи любили играть в Робинзонов. На высоком шесте развевался их официальный штандарт – голубое полотнище с изображенным белыми лилиями Великим Богом Марсиан. Впервые этот флаг был поднят на Луне, в пору вспышки острого интереса ко всем связанным с Луной загадкам. Очень долго пробыл на Марсе, пока не стало ясно, что отыскать сброшенного Аэлитой перстня не удастся. Развевался во многих уголках Ойкумены, но вспышки победного салюта его не озаряли ни разу, и ни разу мимо него не дефилировали колонны триумфаторов. Отсутствие ярко выраженных следов инопланетян заставляло многих и многих относиться с недоверием к косвенным доказательствам палеоконтактов, собранным «шлиманами». Таинственные закономерности «лунных обелисков», например, до сих пор объявляли игрой случая. Панарин хорошо разбирался в делах астроархеологии – результат просветительской деятельности Снерга.

Места были красивые, на горизонте акварельно синел Хребет Стадухина, и Панарин подумал, что на месте аборигенов обязательно устроил бы стойбище здесь – опасных зверей поблизости нет, спокойная и чистая река под боком.

Особого оживления в лагере Панарин не заметил, – только двое парней в легких зеленых куртках с неизменным Великим Богом Марсиан на спинах лениво складывали в грузовой мобиль какие-то ящики, и лица у парней были скучные – очевидно, очередная сенсация оказалась-таки пустышкой. Да еще доносились гитарные переборы, и это были единственные признаки того, что лагерь обитаем.

Панарин прошел лагерь из конца в конец, прежде чем наткнулся на еще одного занятого делом человека. Кузьменко, рослый симпатичный парень с роскошными запорожскими усищами, установил полукругом пять треножников с приборами самого причудливого облика и хлопотал над ними, что-то отлаживая. У него были чрезвычайно экономные движения, ни одно не пропадало зря, каждое чему-то служило.

Кузьменко представлял здесь Институт нерешенных проблем – заведение, вызывавшее непрестанный поток анекдотов и иронических эпиграмм, многократно превосходивший по накалу насмешки над «шлиманами». Астроархеологи, по крайней мере, были не более чем хроническими неудачниками, которым рано или поздно обязательно повезет – с этим не могли не согласиться насмешники, даже более того – им самим в глубине души отчаянно хотелосъ, чтобы астроархеологи однажды удивили мир. С ИНП обстояло не в пример сложнее.