Елена Клещенко - Мир Стругацких. Полдень и Полночь (сборник)

Старик судорожно глотнул.

– В форме полумесяца, – продолжал Дымок. – Не правда ли?

№ 02 «Косая звезда»

Полороги вышли к водопою на рассвете.

Рина насчитала двадцать шесть особей. Пятнадцать разновозрастных самок. Молодые бычки и телочки числом около семи. Три теленка от полутора до трех месяцев от роду. И матерый вожак. Вожак не спешил припасть к живительной прохладе. Горделиво воздев венценосную голову, он принялся озирать окрестности. Его силуэт отчетливо рисовался на бледно-розовом фоне зари. Рина не могла удержаться. Она выхватила из полевой сумки блокнот и стило, несколькими штрихами набросала великолепную посадку головы, сложное переплетение роговых отростков, напоминающее корневую систему, примерилась бегло зарисовать стадо, сгрудившееся у стылого зеркала реки. Рина настолько увлеклась, что не сразу заметила мужчину в егерской форме устаревшего образца, который вышел из лесу и направился к реке.

Он шел словно слепой, спотыкаясь о камни, нелепо взмахивая руками. Шел прямо на стадо, видимо, совершенно не понимая, чем ему это грозит. У Рины пересохло в горле, она выронила стило и блокнот. Ей хотелось крикнуть, предупредить безумца, чтобы уносил ноги, пока не поздно, но уже заблеяли пугливые самки, тонко заверещал молодняк. Вожак нервно переступил массивными ногами, шумно выдохнул, опустил губастую морду к влажной от росы прибрежной гальке. Яснее сигнала не придумаешь, но незнакомец ничего не замечал. Он поравнялся со стадом, которое в нарастающей панике начало отступать к воде.

Взревев орга́нами рогов, вожак бросился на человека. За мгновение до этого Рина успела зарядить карабин анестезирующей иглой и теперь мчалась со всех ног, огибая стадо, чтобы вклиниться между взбешенным самцом-полорогом и нелепым незнакомцем. Животное и мужчину разделяло не более пяти метров, когда Рина, припав на одно колено, выстрелила. Анестетик она выбрала наугад и не могла знать, через сколько минут он обездвижет вожака, поэтому тут же вскочила, схватила мужчину за руку и поволокла прочь. Рина очень надеялась, что снотворное подействует прежде, чем матерый самец настигнет их. Только у самой опушки она разрешила себе оглянуться.

Вожак темной горой возвышался на светло-серой речной гальке, а остальное стадо скапливалось возле него, оглашая утренний воздух недоуменным ревом. Опасность миновала, Рина отпустила руку незнакомца и в гневе повернулась к нему.

– Кто вы такой?! – накинулась она на него. – Как вас сюда занесло?

Незнакомец улыбнулся. У него было бледное лицо с выступающими скулами, немного раскосые темные глаза, резко очерченный подбородок, прямой с едва заметной горбинкой нос.

– Меня зовут Томас, – сказал он. – Томас Нильсон. Простите, я, кажется, совершил глупость.

«Знакомое имя, – подумала Рина. – Где-то я его слышала…»

– Никто не смеет тревожить полорогов на водопое, – сказала она тоном ниже. – Даже сварги.

– Сварги? – переспросил Нильсон. – Это, кажется, местные хищники… Нечто среднее между кошачьими и псовыми…

– Да, – откликнулась Рина. – И вам сильно повезло, что вы с ними не повстречались… Кстати, вы мне так и не ответили: кто вы и как здесь оказались? Вы турист? Отстали от группы? Кто ваш егерь?

– Слишком много вопросов, уважаемая спасительница, – сказал Нильсон. – Кстати, вы так и не представились.

– Ирина Мохова, старший егерь-охотовед.

– Ого! – весело удивился Нильсон. – На вид вам не больше двадцати пяти, и уже старший егерь-охотовед. А младшие егеря у вас, наверное, совсем младенцы…

– Итак, я жду ответа на свои вопросы, – не приняла Рина его тона.

– Я не турист, Рина, – ответил Нильсон. – я в некотором роде ваш коллега…

– Простите, но я знаю всех егерей заповедника, а вас вижу впервые.

– Это очень странная история, Рина… я обязательно вам расскажу, но, если можно, не здесь. Очень есть хочется… Да и от кофе я бы не отказался.

Рина покраснела.

– Ох, простите, – пробормотала она. – Пойдемте… У меня неподалеку вертолет… До «точки» километра три, мы мигом туда доберемся.

– Вы имеете в виду пункт «Е-17»? – поинтересовался Нильсон. – «Теплый ручей»?

– Точно, – откликнулась Рина. – Вы и в самом деле знаете…

– В ста тридцати километрах к северо-западу расположена «Синяя скала», – продолжил демонстрировать осведомленность «коллега». – А в ста пятидесяти к юго-востоку – «Гулкий бор».

– Убедили, – сказала старший егерь-охотовед. – Но и разожгли мое любопытство. Теперь-то уж вам наверняка придется мне все рассказать.

Когда серо-голубой «Стерх», курлыкая движками, воспарил над жесткой щетиной леса, Рина решила сделать лишний крюк, чтобы еще раз взглянуть на стадо полорогов. При таком количестве молодняка им нельзя было надолго оставаться без своего покровителя и вождя. Сваргам ничего не стоило нарушить «водяное перемирие», если они почувствуют, что можно безнаказанно поживиться за чужой счет. «Стерх» появился над рекой, когда стадо уже покидало берег. Впереди гордо вышагивал побежденный, но не сломленный вожак. У Рины отлегло от сердца, и она добавила оборотов.

Вертолет начальницы мягко опустился на плоскую вершину холма, приспособленную под взлетно-посадочную площадку. Никто не вышел навстречу. В разгар рабочего дня на «точке», кроме дежурного диспетчера, не оставалось ни единой души. Работы у егерей-охотоведов было по горло. Марыся Ясенская занималась подсчетом поголовья икроносных мисигов в верховьях реки Великой. Артур Тер-Акопян присматривал за киберами, занятыми заготовкой зимних кормов для полороговой фермы. А Коля Сапрыкин с утра повел очередную группу туристов к Меловой балке.

Год назад в карстовых пещерах Меловой балки местные следопыты-любители обнаружили самую настоящую наскальную живопись. Это открытие на некоторое время стало мировой сенсацией. Ведь до сих пор общепризнанным считалось мнение, что на Горгоне нет и никогда не было разумных существ, не считая землян-колонистов. Несколько месяцев длилось нашествие астроархеологов и представителей Большого Комкона, но раскопки и просвечивание окрестных недр интравизором ничего не дали: ни косточки, ни рубила, ни наконечника. Да и изображение отбивающегося от стаи сваргов полорога, выполненное со свойственным первобытным художникам безыскусным изяществом, оставалось пока единственным. Исследования вскоре перенесли в другие края, и «Теплый ручей» вновь превратился в самый заурядный егерский пункт, коих в умеренном поясе Горгоны десятки.