Юрий Алкин - Цена познания

– Рекомендую не развивать эту тему, – шепнул вдруг голосок Николь. – Чревато самыми неприятными последствиями.

Я взглянул на Эмиля. На его лице было написано неприкрытое нетерпение. И с моих глаз спала пелена. Так вот зачем он все это расспрашивал. Сначала он усыпил мои подозрения своими намеками, а теперь пытался спровоцировать меня на очередную глупость. Ну нет, милейший Эмиль, такой радости я тебе не доставлю.

Пятый медленно растянул губы в любезнейшей улыбке. Маски оставались на наших лицах, но теперь они стали полупрозрачными. И сквозь маску Десятого просвечивало лицо подлеца, которого я наивно считал другом. Глядя ему прямо в глаза, я ответил:

– Во внутреннюю комнату я тебя звал, потому что там находился мой черновик. Мне настолько хотелось почитать его кому-нибудь, что я забыл обо всех приличиях. Но теперь все изменилось. Эта книга осталась в прошлом, а я больше никогда не буду пренебрегать традициями.

Эмиль удивленно моргнул. Такого ответа он явно не ожидал. Я сгреб грязную посуду и направился к люку мусоропровода.

– Но ты вообще будешь писать новую книгу? – спросил он вдогонку.

– Разумеется, – бросил я через плечо. – Ведь это – мое призвание.

Кто-то из древних, кажется, Сулла, говорил: «Избавьте меня от друзей, а от врагов я избавлюсь сам». Умный был человек. Понимал, что тот, которого считаешь другом, может оказаться гораздо опаснее явного врага. Хотя, если задуматься, другом Эмиль мне никогда не был. Это мое воображение и склонность к идеализации сделали его таким. Я смотрел на него, как и на весь этот мир, сквозь розовые очки, а умные люди предпочитают темные. Но я к этим людям явно не отношусь. А жаль. Хотя никогда не поздно поумнеть. Другое дело, что это практически невозможно. Так что сделал бы умный человек, оказавшись на моем месте? Ну, в первую очередь – он бы на нем не оказался. Но если бы это каким-то загадочным образом случилось, он бы попытался разобраться в ситуации. Что мы сейчас и сделаем. Ну-ка, где там эта кнопка?

– Николь…

– Да, Пятый?

– Николь, почему ты остановила меня сегодня?

– Ты имеешь в виду твой разговор с Десятым?

– Да.

– Разве ты сам не понимаешь?

– Ты не хотела подвергать эксперимент опасности? Но ведь рядом никого не было.

– Я считала тебя более сообразительным, – тихо усмехается она.

– Почему ты меня остановила?

– Потому что мне стало жаль тебя.

– Жаль меня? О чем ты говоришь?

Она понижает голос.

– Ты знаешь, о чем я говорю.

– Нет, не знаю. Скажи.

– Глупый мальчик. Если бы сказал еще одно слово, твой контракт уже бы ничего не спасло.

– Какая разница, сказал я его или нет? Ты-то ведь знаешь, что я мог его сказать.

Ее голос становится едва слышен.

– Да, я знаю. Но на стол Тесье ложатся донесения только о тех словах, которые были произнесены.

–Так ты… ты не должна была меня останавливать?

Тихий смешок.

– Я никому ничего не должна.

Опять этот Эзопов язык. Ну почему у меня нет нужных слов?

– Спасибо. Ты мне очень помогла.

– Я знаю. Теперь будь умницей. Что-то еще?

– Да. Один вопрос.

– Что?

– На меня поступало много доносов?

Пауза.

– Ты уверен в том, что тебе это надо знать?

– Абсолютно.

– Зря. Никогда не будь абсолютно уверен ни в чем.

– Сколько их было?

– Ну хорошо. Несколько.

– Почему ты мне не говорила о них?

– Потому что в этом не было необходимости. Ты просто входил в роль. Небольшие оплошности были неизбежны.

– Кто были эти люди?

– Извини, но этого я тебе не скажу.

– Ну что ж, спасибо и за то, что сказала. Это был один человек?

– Разумеется, нет.

– Почему «разумеется»?..

– Спокойной ночи, Пятый.

– Спокойной ночи. Спасибо еще раз. Тишина.

Так вот кому я могу доверять… Кто бы мог подумать. И ведь это она рассказала мне тогда правду о Мари и Поле. Откуда такая благосклонность? Может… я ей нравлюсь? Или не я, а вечный Пятый? Что за глупости лезут в голову перед сном. Важно то, что она мне рассказала, а не почему она это сделала. А рассказала она достаточно. Даже более чем достаточно.

Меня переполняла веселая ярость. Вы хотели Пятого? Вы получите его. Настоящего, подлинного, неподдельного Пятого, который никогда никому не покажет, что в прошлой жизни он был парижанином Андре Рокруа. Он будет самым великолепным Пятым из всех, чья нога ступала в этот напичканный техникой павильон, который вам угодно именовать миром. Не бойтесь, больше он не причинит вам беспокойств. Его бессмертный лик будет неизменно спокоен и приветлив. Его речи будут всегда разумны и правильны. И слово «смерть» никогда не прозвучит из его уст. Отныне я не буду наивным мальчиком. Как я мог поверить в искренность этого сборища? Только слабоумный идеалист мог нарисовать себе такую всеобщую гармонию. «Они вжились в образы… Они счастливы…» Какая чушь! Они ни во что не вживались. Они всегда начеку. Они следят за каждым своим словом. И за каждым чужим. Они всегда готовы донести. Они всегда ищут возможность подставить. И несколько маленьких подленьких доносов уже поступило на меня, пока я пытался стать истинным Пятым. А вот не надо было становиться им. Надо было оставаться собой. Как все они. Что ж, теперь я буду играть по их правилам. И поверьте мне – эти правила я усвою хорошо.

День за днем я методично избавлялся от своих наивных представлений. Милая улыбка? Так я вам и поверил. Получите в ответ не менее милую и не надейтесь на то, что я дам вам повод для доноса. Двусмысленная фраза? Ах, как нехорошо. Переводим разговор на другую тему. Слишком подробные расспросы? Неужели вы всерьез рассчитываете на то, что я что-нибудь ляпну? Ух вы, мои наивненькие. Вспоминаем о срочном деле, прощаемся и ретируемся.

Этот мир напоминает свой прообраз гораздо сильнее, чем я считал вначале. В нем просто все гипертрофированно. В том мире все понемногу врут, все понемногу притворяются. Больше перед чужими, меньше перед теми, кому доверяют. Все говорят одно, а думают другое. И каждый человек на людях носит маску, которая в нужные моменты улыбается, ведет милую беседу, участливо хмурится. Но эта маска порой не очень отличается от реального лица, скрывающегося под ним. И бывают моменты, когда хозяин маски позволяет себе расслабиться, отложить ее в сторону и даже явить избранным свой настоящий облик. Тут же это все просто доведено до крайности. Здесь маски вообще не соответствуют лицам. И не снимаются никогда.

А из-под масок за тобой следят глаза. Хитрые, умные, все замечающие, они ощупывают тебя, ловят каждый твой жест, каждое движение. Они все видят и ничего не прощают. Я ощущал эту слежку постоянно, она сквозила в слащавых словах, в приторных лицах. Конечно, только человек, страдающий манией преследования, мог бы вообразить, что все вокруг горят желанием подставить и донести. Не было для этого ни материальных, ни моральных предпосылок. За донесение не полагалась награда, за молчанием не следовало наказание. Что же до идейных соображений, то вряд ли кто-либо из актеров мог похвастаться святой верой в эксперимент. Ведь нам не доверяли настолько, что даже не сообщали имя подопытного.