Концерт Патриции Каас. 4. Недалеко от Москвы. Жизнь продолжается - Марк Михайлович Вевиоровский
Когда они с Гришей после той ночи забежали к Владику и Нике, и те сразу поняли – что произошло, и восторгам и поздравлениям не было конца.
Ника обнимала и целовала Улю, обнимала Гришу.
– Стоп, победительница! А на каком ты месяце?
Но Ника не смутилась и старательно выпятила абсолютно плоский живот.
– Так еще ничего не видно! Догоняйте!
А их соседи, вечно хмурый Иван и серьезная мама Алевтина встретили их втроем. Улыбающийся малыш узнал знакомых и потянулся к Уле, и та робко взяла его на руки.
– Тренируйся, тренируйся, – заворчал Иван, и добавил более дружелюбно. – Поздравляю вас и желаю…
ТАНЦЫ БЕЗ ТОЛИ
– Как жаль, что нет дяди Толи! А то пошли бы снова на танцы!
– А что, без него пойти нельзя?
– Можно, но как-то … боязно.
– Тебе на завод ездить на танцы без Толи было не боязно?
– Так ведь с Гришей!
– Так и идите на наши танцы с Гришей, в чем дело?
– А вы, мама Тоня?
– Ты же знаешь, Уля, я без Толи на танцы хожу редко. Если только в кафе.
– Мать, пойдем. В случае чего я кому потребуется разъясню … его ошибки …
– В этом я не сомневаюсь! Ладно, идите, одевайтесь!
Через некоторое время они встретились в гостиной и произошла классическая немая сцена.
– Но мы же не сговаривались!!!
Дамы были в брюках – Уля в белых джинсах в обтяжку, а Тоня – в бежевых тонких брюках, и тоже в обтяжку. Но сверху …
Уля надела трикотажный топик, прикрывающий грудь, но настолько явно обрисовывающий ее формы, что ее грудь казалась обнаженной, а у Тони декольте открывало груди почти до сосков.
– Мать, у тебя … соски не вылезут? – не удержался Гриша.
– Тогда поправишь! – засмеялась Тоня. – Нет, не волнуйся, не вылезут.
На площадке их встретил слабый «ох!», но шока не было.
Разглядывала наряд Тони и Ули в основном молодежь, которой на танцах заметно прибавилось – все-таки скоро начало учебного года. Тоню на правах старинного знакомого пригласил Костя Докукин.
– Тонечка, как хорошо, что ты пришла! А то мне с Любой танцевать все труднее и труднее. Это все гад Толька устроил!
– Так она, что, не хочет танцевать с тобой?
– Нет! Она танцует со мной, танцует часто, и даже пытается меня учить всяким кренделям, но я же чувствую …
– Балда ты, Костя! Она же удовольствие получает, когда тебе показывает новые фигуры! Ей же не только с Толей танцевать приятно, но и с тобой!
– Думаешь? Тогда ладно. А что Толя не пришел?
– Занят в Москве.
Уля танцевала с Гришей, а потом ее приглашали мальчики из ее класса.
Гриша наблюдал за ней, и она ему невероятно нравилась.
– Что с тобой, Гриша? Ты так смотришь на Улю …
– Мам, она мне нравится все больше и больше … И по другому … Не знаю, как лучше сказать .. До этого … Ну, ты понимаешь? Мы любили другу друга, а теперь стало еще сильнее … Я ею любуюсь каждый раз, когда она танцует с кем-нибудь или даже просто идет по улице … Она так красива …
– Она на тебя смотрит почти так же, как ты сейчас смотришь на нее!
Тоня пошла танцевать, а Уля вернулась к Грише.
– Ты так смотришь, когда я танцую не с тобой, что мне становится не по себе! Я что-нибудь не так делаю? Ты скажи, я не буду …
– Милая Улечка! Я любуюсь тобой, ты так хороша … И нельзя танцевать только со мной, это неправильно …
– Но мне хочется танцевать с тобой …
Гриша приглашал и Тоню, и зрители – а их было много – с удовольствием наблюдали за тем, как красиво танцуют сын с матерью. Большинство знали, что Тоня не родная мать Гриши, но никого это не занимало. Но зато любовались и Тоней, и ее сыном, так грациозно ведущим в танце свою мать.
Большинство молодых девушек были либо с татуировкой, мелькающей на оголенном теле, либо с пирсингом, чаще всего поблескивающем в пупке. Как-то Гриша спросил Улю, не хочет ли она украсить себя этими модными фишками, но Уля покачала головой.
– Мне мама Галя говорила, что это нехорошо. Кожа женщины должна быть чистой …
Танцы, как всегда продолжались до полуночи, когда под удары гонга стали гаснуть прожектора, освещавшие танцплощадку …
ДАША
– Дашенька, за вами зайти?
Такой вопрос майор Воложанин задавал часто – всегда, когда он освобождался в конце дня и не находился в командировке.
Ребятишки его хорошо знали и встречали криками.
– Дядя Юра пришел! Привет, дядя Юра!
Воложанин помогал Даше и Любе прибраться в группе, разобрать игрушки, пропылесосить ковер. Часто его заменял кто-нибудь из пришедших за детьми пап или мам.
Нередко кроме своего Феди с Дашей и Юрием Воложаниными к ним домой отправлялись то Гена Долгополов, то Витя Скворцов, то Сережа и Тима Вознюковы – вариантов было много.
Многие мамы предпочитали работать во второй половине дня, и поэтому в квартире Воложаниных очень часто образовывался филиал яслей и сада. И это было привычно и нормально, и никто не считал подвигом, если Даша или Люба шли домой с целым выводком ребятишек.
Конечно, Даша уставала от таких нашествий, но как она расцвела здесь, в Москве. Воложанин даже удивлялся.
– Дашута, ты стала такая … такая …
– Ну, какая я стала? Ну, говори?
– Такая красивая, такая статная, такая … соблазнительная …
– Юрочка, милый … Это все ты … Что ты делаешь … Федя смотрит …
А Федя с удовольствием смотрел на целующихся родителей и улыбался.
Первое слово, которое он начал уверенно говорить, было слово «папа».
Даша была рада, что Федя уверенно говорит это слово, никогда не путает отца с другими знакомыми мужчинами, но все-таки немного ревновала – а почему не «мама»?
А затем Федя, сидя на руках у отца, посмотрел на нее, потянулся и сказал «мама».
Как Даша была рада, и Воложанин тоже …
Кстати, несмотря на то, что Даша стала Воложаниной, многие продолжали называть ее Огородниковой, особенно «девочки» – названные сестры Свиридова.
И их тоже несмотря на смену фамилии чаще всего именовали девичьими фамилиями, и они охотно откликались – а мужья притворно хмурились.
– Юрочка … Я еще хочу …
– И много хочешь? …
– Хочу … Еще мальчика … или девочку … А ты?
– Милая моя Дашута! Конечно, хочу!
– Только подождем маленько … Федя подрастет …
– Ладно
