Александр Казанцев - Спасите солнце (Льды возвращаются - 1)
Я знаю, будет написано в газетах, что репортер агентства "Ньюс энд ныос" Рой Бредли проявил находчивость, энергию, самоотверженность...
Что все это значит по сравнению с тем, что я видел, проявляя все эти бесполезные качества!..
К вечеру я добрался до набережной, на которой стоял когда-то Национальный банк.
Теперь там лежал огромный холм щебня, обрывавшийся с одной стороны отвесной, чудом уцелевшей стеной без окон.
Я шел по мостовой, с трудом передвигаясь в своем громоздком костюме... Будут ли у меня дети? Зачем? Чтобы их вытаскивали из-под развалин, чтобы они исчезали на дне радиоактивного кратера?
Под ногами хрустело стекло. У банка одна стена была сплошным окном, В другой стене окон не сделали.
Где-то здесь он стоял в три часа ноль восемь минут пополудни.
Мерзкие мысли заползают к тебе в самые неожиданные и неподходящие минуты. Гадкая мыслишка терзала меня.
Да, я хотел найти труп разноглазого... пусть заваленный обломками небоскреба, которые я готов бы раскидать, чтобы найти в истлевшем кармане бесценный для меня клочок бумаги!
Я старался представить его себе - сутулого, в шляпе набекрень, в темных очках, каким я видел его на аэродроме.
Дрожь пробежала у меня по спине.
Я не верил себе. Я видел его...
Я видел белую тень на стене, на остатке стены, срезающей холм щебня.
Вот здесь он стоял, когда его осветила вспышка взрыва, тень его упала на стену и отпечаталась на ней, как на негативе. Сутулая, со шляпой набекрень, с острыми углами заметных сбоку очков... Тень была, а человек... превратился в газ, испарился вместе с клочком столь желанной для меня бумаги, недавно еще живой, который вредил и делал добро и даже подумал обо мне, он... не существовал.
Есть от чего сойти с ума!
Может быть, я и сошел с ума, смотря на чудовищную, смеющуюся надо мной, обвиняющую весь мир, запечатленную на стене тень человека, который еще сегодня был живым..."
Глаза пятая
ВСТРЕЧИ В АДУ
"За мной ухаживали, как за героем. Никому даже в голову не пришло вспомнить об отравленных стрелах и Женевских соглашениях. Люди вокруг меня помнили лишь о моем, якобы героическом, поведении в уничтоженном городе.
Меня даже заставили пройти медицинское освидетельствование в спешно организованном "лучевом госпитале". Поселили в палатке вблизи него.
Там я встретил очаровательную соотечественницу. Ее звали Лиз. В костюме сестры милосердия, с опущенными глазами, она провела меня через знакомые коридоры загородного отеля, где я недавно жил, превращенного теперь в госпиталь. В коридорах прямо на полу лежали больные. Нам приходилось перешагивать через них.
Лиз сказала мне, что прилетела из Штатов, чтобы помочь несчастным. Я знал, что за последние дни сюда прибыло множество иностранцев, самоотверженно предлагавших свою помощь. Они создали интернациональную бригаду спасения.
О ирония судьбы! Меня, Роя Бредли, придумавшего отравленную стрелу, использованную в ультиматуме, меня за мои непроизвольные и бесполезные действия зачислили бойцом этой интернациональной бригады за номером первым.
Лиз тоже входила в эту бригаду.
Идя по коридору, я смотрел на искаженные страданием лица, белые и черные. Я видел здешних женщин, они брили себе головы. Это было привычно. Но видеть рядом таких же бритоголовых белых женщин... Одна из них сидела на матраце и расчесывала волосы. Они оставались на гребешке. Половина головы ее уже лишилась волос, но она продолжала причесываться.
Лиз наклонилась, попыталась завязать у нее на голове косынку, но женщина отстранилась: она хотела видеть себя с волосами, ей не было видно в маленькое зеркальце, что на затылке их нет.
Некоторые из лежавших казались мертвыми. Лица негров светлели, белых темнели, как бы сближаясь цветом перед переходом в иной мир.
Лиз заставила меня показаться еще русскому доктору. Он только что осмотрел могучего, оказавшегося вполне здоровым парня с русыми волосами, как я почему-то решил - шведа, тоже прибывшего, видимо, с бойцами интернациональной бригады спасения. Парень посмотрел на меня прищуренным глазом, с какой-то хитрецой. Я кивнул ему и попросил подождать меня. Парень согласился. Он говорил по-английски с забавным "шведским" акцентом.
У меня проверяли кровь.
- Не знаю, будут ли у меня дети, - сказал я, выходя вместе со шведом из госпиталя, - но в палату к очаровательной Лиз я, по-видимому, не попаду.
- Когда гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе, - услышали мы сзади звонкий голос.
Магомет был в узких темных брюках и облегающем, тоже темном свитере. Сестра милосердия несколько неожиданно преобразилась.
- Оценивающе смотрите? - спросила, догоняя нас, Лиз. - На мне лишь защитный костюм, уверяю вас, не уступающий по качествам вашему марсианскому балахону, спасшему вас, но лишь более элегантный. Как вы думаете? - спросила она шведа.
Швед усмехнулся.
Я слышал о таких костюмах и знал, что они баснословно дороги.
- Я еду в город, - сказала Лиз. - Наша команда продолжает раскопки. Может быть, вы, Рой Бредли, наденете свой костюм и отвезете меня на своем "джипе"?
Она говорила это, а смотрела на шведа.
- Мне тоже надо быть там, - сказал он.
- Но я не пущу вас без костюма! - воскликнула Лиз.
- Он уже на мне, - просто сказал швед.
Мы с Лиз удивленно посмотрели на завидную фигуру атлета в элегантном белом костюме спортсмена. Признаться, я потом плохо понимал, чем он занимается, этот швед. Может быть, он тоже был корреспондентом? Он всегда мало говорил. Но к нему приходили какие-то люди за указаниями. Он много ездил, часто вместе со мной, нередко вместе с Лиз; во всяком случае, Лиз не упускала такой возможности.
На этот раз мы поехали втроем.
У меня в моем допотопном балахоне был идиотский вид. Лиз напоминала в черном облегающем одеянии дьяволенка... Швед был Вергилием в белом костюме, спокойно прогуливающимся по аду, все знающем, все угадывающем...
У нас были радиометры, но у шведа он был какой-то особенный. И мы словно состязались в треске своих приборов. Порой они тревожно захлебывались.
В разрушенном городе работали спасательные команды интернациональной бригады. Лиз знала места, где сосредоточивались те больные, которыми еще можно было заниматься.
Город остался тем же адом, каким я уже видел его в первые минуты после взрыва. Только трупов теперь стало больше. Их извлекали из-под камней, складывали на асфальт. Они разлагались на жаре, и от них шел дурманящий, сладкий запах.
- Не знаю, что страшнее, - сказала Лиз, - что произошло или что произойдет?
- Вы ждете еще чего-нибудь? - спросил я.
- Многого, - сказала она. - Эпидемий.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});