Владимир Круковер - Чужой из психушки (фрагмент)

Фауст, раздраженно: "Это уже хулиганство, молодой человек. Так и пожар можно устроить".

Маргарита чихает. "Ах, теперь я поняла — это просто шарлатан. Недавно в "Крокодиле" был фельетон про таких знахарей. Лечили, представляете себе, куриным пометом. Их всех посадили".

Меф, изумленно: "Неужели вы ничего не замечаете"?

Фауст и Маргарита одновременно: "Мы замечаем, мы давно заметили!" Одновременно поднимают трубки телефонов и начинают вызывать милицию.

Меф. "Жалкие люди. Даже не люди, так…"

Входит милиционер. Он в большой фуражке и со свистком. Во время разговора может засвистеть ни с того ни с сего.

Милиционер. "Вызывали?". Свистит.

Меф. "Хотите стать молодым, товарищ милиционер?"

Милиционер. "Не хулиганьте, гражданин".

Меф. "Ну, я же не хулиганю".

Милиционер. "Не пререкайтесь, гражданин. Ваши документы?"

Маргарита, Фауст. "Да, да! Проверьте у него документы".

Маргарита. "С ним еще Гетин в одной шайке".

Милиционер. "Кто такой Гетин?"

Меф, вздыхает: "Не скажу".

Милиционер. "Скажете, все скажете. Что это за прописка?"

Меф. "Обыкновенная. Ад, седьмой круг, первая пещера".

Милиционер. "Так, так. Ничего, разберемся. Пройдемте, гражданин".

Меф. "Ну что ж, пройдемте".

Уходят. Маргарита и Фауст продолжают работать. С Фауста постепенно опадают волосы, загорается лысина с надписью. Маргарита полнеет, на ней возникает парик. Стучат машинки, трещат калькуляторы…

Хозяин рыжего кота устало присел на табурет, провел по влажному лбу ладонью. Услужливая Ароновна тотчас подставила ему кружку с чаем и кивнула на тарелки:

— Пирожки сама пекла, недавно. Печенье из Елисеевского, свежее. Подкрепись, соседушка. Я речью обычной говорю, потому что ты еще не привык. Не умеешь полностью мозгом слушать. Но ты не переживай, научишься. Ежели к нам перейдешь, то многому научишься. К нам часто люди переходят, есть такие люди, у которых внутренние возможности открываются сразу, будто они уже развились в разумных. Так мы их — к нам. И помогаем другие возможности открыть.

— Какие другие? — спросил ошарашенный хозяин.

— Долголетие, здоровье, способность к метаморфозам, уменье летать, предметы перемещать мыслью, самому перемещаться… многое. Вот ты, например, помнишь, кем был раньше и как жил?

— Не понял?

— Ну раньше, в прошлых жизнях?

— Кто же это помнит?..

— Кто? Мы помним. Мы хоть и долго живем, но не вечно. Полностью в энергию только высшие из нас могут воплощаться, такие как Мефис. Они почти бессмертны. А мы так, лет по пятьсот — семьсот живем, а потом вновь рождаемся. Но все из прошлой жизни помним. Вот в учебнике старом, для вас, людей, написанном, рассказано, как у вас память на прошлые жизни отняли, когда вы размножаться надумали по животному. Только вы и учебник этот похерили, аферисты разные его в источник дохода превратили. Любите вы непонятному поклоняться, вместо того, что б понять. Вон, как то я про дианетику слыхала. Ну, ребенку же ясно, что афера. Аферистом написана, из нескольких философий слеплена. Ницше там, Фрейд… И все, готово, купились люди на дианетику, большие бабки аферистам платят, надеются всесильными стать.

Елена Ароновна вкусно откусила половинку печенюшки, аппетитно отхлебнула чай и продолжила:

— В сущности, вы почти из такого же материала слеплены, что и мы. Только вы недавно разум обрели, а мы давно. Так что вы ни телом, ни, что важней, мозгом толком и пользоваться не умеете. Через несколько тысячелетий научитесь, конечно. А пока только избранные научаются. Ну, а мы их в свое братство принимаем. Вместе с нашими малышами, в подготовительные классы. Все равно почти никто из людей свои возможности полностью не осваивает.

— Послушайте, — сказал хозяин в совершенной растерянности, — столько новой информации, голова кругом. Вы мне вот что объясните, какого черта вы на пришельца этого ополчились?

— Эко ты все по-людски понимаешь, по-человески! Изгнать его надо с Земли, и поскорее. Он же не в себе и за себя не отвечает. Он такого тут натворить может! Сам бессмертный облик принял, чтоб этого психа с нашей территории убрать. Жаль, в прошлый раз не получилось, ты, кстати, помешал по дурости.

— Как я мог помешать?!

— Как, как… Не силой своей, конечно, какие у тебя силы пока, у несмышленыша. Ты канал открыл для него, канал подпитки. Вот он и вырвался. Что, не углядел, способностей не хватило? Смотри, покажу…

Соседка с явным сожалением отставила чашку и прикрыла толстые морщинистые веки. На хозяина рыжего кота нахлынули образы.

…Ландышевые лучи опоясали землю. Горела, как цветочная звезда скульптура великой сказочницы, а дети ее души буквально пылали нежнейшими оттенками. Особенно ярко светили Карлсон и Пеппи-длинный чулок. Не менее ярко светились книги Януша Корчака. Всю Польшу, погрязшую в злобе барышества, могли бы осветить и освятить Мысли этого святого человека. Но почти некому было там воспринимать это излучение.

Светились бессмертные картины, скульптуры. Светилась музыка. Светились мысли и чувства тех, кого нет в живых и тех, кто еще жив. Свечение многих шло с могил, согретых вниманием потомков. Другие, чей прах развеян временем, светили своими творениями. Их ландышевые лучи опоясали Землю и, соединившись со слабеньким лучиком, исходящим из неофита, всего этого не увидевшего, ринулись к месту схватки. Поблек сиреневый цвет атаки, излучатели отпрянули, будто их дернуло высоковольтным разрядом…

— Ну, видел теперь? — вслух сказала соседка. — Вмешиваешься туда, куда не положено! Скажи спасибо, что тебя не наказали за это. Что мы неразумных не наказываем, мы не люди.

28. История господина Брикмана (Калининград, СИЗО[25])

Тюремщики любят читать романы и больше, чем кто-либо, нуждаются в литературе.

Профессор несколько ошибался. Помещение, в котором он в данный момент не мог выпрямиться, называлось не кандеем, а стаканом, своеобразным отстойником для временного содержания заключенных. А в целом дом, в котором он осознал свое странное перевоплощение, назывался следственным изолятором, СИЗО или, в просторечии — тюрьма, кича, кичман. В карцер, именуемый среди заключенных кандеем, Дормидону Исааковичу еще предстояло попасть.

Надо сказать, что наша великая держава очень любит всякого рода отстойники, только именует их по-разному. Например, в аэропорту пассажиров загоняют в комнату, отделенную от зала ожидания группой охранников, а от летного поля — мощными дверями. В комнате этой, как правило, нет ни стульев, ни туалета, ни вентиляции. Выдерживают там пассажиров в зависимости от подготовленности самолета к полету, от 30 минут до двух часов.