Альгис Будрис - Падающий факел

Майкл Вайерман ничего не понимал – он молча смотрел на шевелящиеся губы врача. Что это за человек, подумал он мимоходом, который живет настолько неуверенным в своей предначертанной удачливости, что готов с младых ногтей пуститься во все тяжкие лишь бы только перехитрить свою судьбу, какой бы она ни была ему уготована?

– Лично я уверен, что в этом есть и радость и удовлетворение, – продолжил Хобарт, чуть заметно вздохнув. – Можете поверить мне на слово. Люди очень часто строят свою жизнь таким образом, и те из них, кто поступает так сознательно, становятся наиболее преуспевающими в своем поколении. Они держат жизнь в узде и с наслаждением сознают это. Вы даже представить себе не можете, сколько удовольствия может получать от этого человек – а потом приходят такие как вы и небрежно начинают расшатывать основание мира, утверждая с уверенностью профанов, что в ход немедленно должны быть приведены средства повсеместного осушения океанов, а наши горделивые корабли загнаны на жалкие тесные отмели…

Хобарт меланхолично замолчал. Его лицо выражало мудрую грусть. Из услышанного Вайерман не понял почти ничего.

– Вы напуганы, доктор? – спросил наконец он.

– Напуган ли я? – Хобарт побледнел. – Напуган?

Он вскочил на ноги с искаженным лицом.

– Не смейся надо мной, мальчишка! Кто ты по сравнению со мной – пустое место! Я всегда знал точно, куда иду. На пути к своему теперешнему положению я не допустил ни одной ошибки. Я всеми уважаем, я состоятельный человек, я отлично знаю свою работу.

– В этом никто не сомневается – ведь пришельцы вас уже классифицировали.

Сказав это, Майкл Вайерман пожалел о своих словах – такая глупая была насмешка. Что-то расстроило Хобарта, и он не мог понять, что, но ясно было одно – этот человек воспламенялся так же легко, как и горные повстанцы. Возможно Хобарт был неправ, но наверняка он был образованней и мудрее Майкла. И он имел серьезные основания для раздражения. И если Майкл Вайерман не понимает их причин, то в этом только его вина, и ничья другая. А права смеяться над Хобартом он конечно не имеет. Он вообще не имеет права смеяться над кем-то.

Но реакция Хобарта все равно поразила его – словно он дал ему пощечину или выплеснул в лицо стакан воды.

– Да, черт возьми, они классифицировали меня – ты прав! Тридцать лет назад! Но где был бы я сейчас, что делал и как бы жил, если бы тогда этого не случилось? Что со мной стало за эти тридцать лет – разве я хоть сколько-то изменился? Как по-вашему, Вайерман? Я отличный психолог и всегда был им: это мое призвание. В свое время у меня был неплохой голос, я пел. Хорошо исполненная ария Дона Жуана до сих пор волнует меня больше, чем любое успешное достижение собственной жизни, и очень часто я вижу себя во сне выступающим на сцене в опере! Я пишу картины – по воскресеньям. Я занимаюсь скульптурой. У меня есть всяческие… – Хобарт поморщился, словно от презрения к самому себе – … всяческие хобби. Вот именно, хобби, потому что сейчас уже слишком поздно думать о другом. Я специалист своего дела. Браться за что-то еще я не имею права. По результатам тестов тридцать лет назад был сделан вывод, что я могу стать отличным психологом, а во всем остальном не достигну вершин. Тесты были совершенно правы – сейчас я в них собаку съел, я исследовал тысячи случаев и наблюдал за своими пациентами по много лет, и я знаю, что говорю. Пришельцы правы – и я не могу сегодня заново пройти тест, потому что сейчас, в пятьдесят, среди всего прочего узнать, что когда-то давно произошла страшная ошибка, и я должен был учиться пению и ставить голос, будет не просто горько – это убьет меня. Как может функционировать общество, если его специалисты будут покидать свои места просто из каприза или под влиянием внезапного порыва? Но что делать, Вайерман, если мне вдруг неожиданно захочется до смерти узнать, чем я стал бы, если бы тридцать лет назад моя жизнь пошла иначе, если бы мир развивался по-другому? Возможно, что в этом случае я мог стать не просто хорошим врачом, но великим человеком, певцом. Но я не задаюсь таким вопросом, и что же удерживает меня от этого?

Я боюсь, вы сказали? Да это так – я боюсь. Но соблазн так велик – как велик соблазн, черт возьми!

Майкл Вайерман смотрел на Хобарта во все глаза.

– Значит, вы несчастны?

– В том то и дело – я не знаю, счастлив я или нет!

– Тогда эти тесты… – Майкл попытался нащупать хоть какую-то логику. – Эти тесты должны всем указывать их место, то место, где люди смогут проявить себя лучше всего. Вы сами это говорили мне. При помощи тестов можно узнать о способностях человека, подобрать для него профессию, дать ему то, что он заслуживает. Если все это так, то в чем вы сомневаетесь?

– Я не сомневаюсь ни в чем! Я просто хочу спросить… себя, вас, сам не знаю кого. Я …

Хобарт опять замолчал.

– Вероятно, я недоволен тем, что имею, – вдруг сказал он. – Наверно мне мало того, что я достиг успеха в чем-то одном. Иногда я спрашиваю себя, не одинок ли я в этом мире?

Хобарт взглянул на пачку листов с вопросником, над которым Майкл работал перед тем, как он прервал его.

Но Майклу этого было мало. Доктор Хобарт уже выдохся, но Майкл не мог позволить этому разговору закончится вот так, когда оставалось еще столько неясного.

– Подождите, – неловко заторопился он. – Подождите. Нельзя это так оставлять. Ведь я здесь для того, чтобы пройти классификацию. Я здесь для того, чтобы найти свое место. Вы заставили меня сомневаться, а теперь хотите просто так…

– Вот что интересно, – перебил Майкла Хобарт, заговорив тихо, словно с самим собой, и вероятно не расслышав за своими мыслями последних слов Майкла. – Среди документов пришельцев нет никаких записей о том, что в их обществе встречается подобное. Возможно, много лет назад такие случаи были, но со временем они искоренили сомневающихся среди своего народа, вывели чистую расу. Но ведь и среди людей такие встречаются нечасто, вот в чем дело.

Хобарт повернулся к Майклу Вайерману. Его взгляд был ищущим, задумчивым, немного печальным.

– У меня нет уверенности по поводу вас, Вайерман. Человек, неспособный слиться с обществом, по логике вещей уходит на дно и в лучшем случае становится бесполезным паразитом. Но иногда наступают такие периоды, когда люди подобного сорта все-таки находят себе место и поднимаются. Бывают исключительные ситуации. Конечно, все зависит от самого человека или от среды, в которой он оказывается. Иногда цепочка вовлеченных людей бывает очень длинной. Так сразу я ничего не могу сказать. Компьютер и опросник тут бессильны. Тесты не могут оценить нечто такое, что имеет отношение к основам их самих.