Абэ Кобо - Четвертый ледниковый период

– Садако! – в ужасе кричу я на весь дом. – Родинка у медсестры!

Дверь приоткрылась, и показалось испуганное лицо жены.

– Что с тобой? Ты так меня напугал…

– Эта родинка, где она была?.. Может быть, не на подбородке? Может быть, здесь?

– Пожалуй… Кажется, да…

– А точно? Вспомни хорошенько!

– Если я ее увижу, то вспомню, но… Пожалуй, что да.

– Именно на губе… – сказал голос в трубке.

Я торопливо махнул рукой, отсылая жену. Но она не ушла. Она стояла, глядя мне в глаза холодными глазами. Не понимаю, почему у нее такое лицо. Я крепче прижимаю трубку к уху и поворачиваюсь спиной.

– Другими словами… – продолжает мое второе «я», – этой медсестрой была, как ты догадался, Кацуко Вада. Твоя жена не знает ее, потому что Вада была больна, когда остальные твои сотрудники приходили к тебе на Новый год с поздравлениями. Но теперь ты понял, что твои представления о друзьях и врагах ни на что не пригодны?

– Если так, то все прекрасно. Ведь она сделала это по моему поручению, иначе говоря – по твоей просьбе.

– Чем же ты недоволен?

Я украдкой оглянулся. Жены уже не было.

– Тем, что теперь все мне кажутся врагами.

– Да, пожалуй… – произнес он спокойно и, как мне показалось, печально. – Что же, ты сам был беспощадным врагом самому себе. И мы ничем не могли помочь тебе, как ни старались.

– Понял, хватит! – Меня вдруг охватила ярость. – Довольно ходить вокруг да около! Какой вывод? Что я, по-твоему, должен делать?

– Чудак… Я думал, что ты уже сделал вывод. Прежде всего теперь уже нет необходимости поднимать шум и тем более впутывать в эту историю жену.

– Я не поднимаю шума!

– Ну как же? Ты что, вообразил, будто жена так просто, без всяких объяснений, согласится на исследование машиной? Если ты так полагаешь, то ты просто дурак. Ты с гордостью думаешь о себе: я-де человек хладнокровный, я все вижу и могу делать вид, что ничего не замечаю. А на самом деле ты скучен и консервативен до мозга костей, и жена теперь ни за что не разрешит тебе заглядывать в ее душу. Почему? Да потому, что в ее душе есть нечто такое, что не предназначено для твоих глаз. Нет, не беспокойся, это не ревность и не измена. Это гораздо хуже. Презрение и безнадежность.

– Чушь!

– Нет. Засады устраиваются в самых неожиданных местах. Ты ничего и не подозреваешь – и вдруг наталкиваешься на препятствие, и это становится поворотным моментом в твоей судьбе. Чтобы заставить жену согласиться на исследование, тебе пришлось бы кое-что ей рассказать… И так волей-неволей ты бы раскрыл тайну лаборатории Ямамото.

– Это всего лишь твое предположение.

– Это не предположение, это предопределение. Ты бы все равно пришел к такому выводу. И если бы я не позвонил тебе, ты так бы и поступил. Впрочем, были еще другие пути избежать этого. Например, испросить у господина Ямамото для твоей жены разрешение на осмотр лаборатории. Хотя это, кажется, не входило в твои намерения. Твои мысли направлены в диаметрально противоположную сторону. Ты побывал в лаборатории, ты начал понимать, что повседневное является всего лишь изнанкой реальности, и тем не менее ты думаешь только о том, как бы убить своего ребенка, порвать все связи с будущим и навсегда зарыться в этот мир изнанки. Помнишь, вчера вечером Вада-кун сказала тебе, что идет суд? Да, то был настоящий суд. А то, что я говорю тебе сейчас, это, возможно, решение суда. Не верится, что такой человек, как ты, закоренелый консерватор, консерватор до мозга костей, мог создать машину-предсказатель.

– Ты что же, позвонил мне специально, чтобы читать проповеди?

– Ты говоришь так, будто речь идет о постороннем человеке. Но ведь я – это ты… Впрочем, ладно… Как бы то ни было, число жертв нужно свести к минимуму. Ты уже знаешь, что медсестрой была Вада-кун, и теперь нет необходимости исследовать жену машиной. Если ты хоть это уяснил, об остальном можно не беспокоиться.

– Значит, мой ребенок положен на искусственную плаценту и будет подводным человеком?

– Совершенно верно.

– Зачем? Кому это понадобилось?

– Понимаю. Тебе хочется знать причину. Это понятно. Давеча господин Ямамото все время ждал, что ты начнешь расспрашивать о внеутробном выращивании людей, но ты оказался, как он выражается, чересчур застенчивым человеком. Поэтому я запросил для тебя разрешение на осмотр питомника подводных людей. Для этого нужно отдельное разрешение. Вероятно, мой запрос уже рассмотрен, но за ответом тебе придется сходить в комиссию самому. Примерно часов в пять за тобой зайдут.

– Еще одно… Кто в конце концов убил этого заведующего финансовым отделом?

– Конечно, Ёрики-кун… Но не торопись с выводами. Приказ убить отдал я, то есть ты.

– Знать не хочу об этом!

– Можешь не знать, это ничего не меняет.

– А кто это сейчас кашлянул? Там Ёрики возле тебя?

– Нет, это Вада-кун.

– Все равно… Передай трубку!

– Возьмешь трубку? – спросил он в сторону, и ему ответил нежный смеющийся голос Вады:

– Давайте, сэнсэй, довольно вам с самим собой разговаривать.

Вот именно, с самим собой. Смешно получается, один я уже там есть, не хватает только, чтобы туда нагрянул второй я. Но что за положение! Пальцы у меня вдруг одеревенели, и трубка едва не выскользнула из потной ладони. Пытаясь удержать ее, я неловко повернулся и нажал на рычажок телефона. Набрал номер, но ответом было только низкое гудение.

Вероятно, так и должно было случиться. Если он является вторым предсказанием моего будущего и ему известно обо мне все до мельчайших деталей, значит он предвидел и мою оплошность с трубкой. Но у меня были еще вопросы к нему. Если он приказал убить заведующего финансовым отделом, то выходит, что он существовал уже тогда. То есть еще до того, как я додумался до предсказания будущего отдельных людей. Когда же он появился на свет? И кто его создал?

Я позвонил Ёрики. Его не было. Вады, разумеется, тоже не было.

Жена сказала через дверь:

– Я готова.

– Все. Уже не нужно.

– Что не нужно?

– Не нужно идти. Все уже выяснилось.

– Вот как… Странный у тебя был разговор по телефону.

Я распахнул дверь и остановился на пороге. Жена, глядя в сторону, отстегнула брошь и швырнула на столик перед трюмо.

– Я хочу спросить тебя, – проговорил я. – Ты меня презираешь?

Жена подняла удивленное лицо, затем, словно нехотя, рассмеялась. И сказала сквозь смех:

– У тебя весь рот в зубной пасте…

Я хотел что-то сказать, но промолчал. Мне все стало противно. И сам себе я стал противен. Я не подозревал, что мы видим друг друга в последний раз, я – ее застывшую улыбку, от которой мне было тошно, она – мою идиотскую, заляпанную зубной пастой физиономию. Я закрыл дверь и вернулся к умывальнику. Прополоскал рот и начал бриться.