Ольга Елисеева - Сокол на запястье

Бреселида с удивлением смотрела в рябое, запрокинутое к небу лицо. Откуда у этого чужого здесь человека такая жгучая ненависть? Что ему сделали всадницы Тиргитао? И почему всегда спокойные, неколебимые в своей тупости крестьяне из болотного края вдруг взялись за оружие?

Мир перевернулся, как гончарный круг.

II

-- Ворота! Скорее закрывайте ворота!

-- Солнце уже садится!

Чумазые пастухи, награждая пинками замешкавшихся коров, поспешно загоняли стадо за ветхие деревянные створки.

-- Опускайте брус! Привалите с нашей стороны камнями!

Долговязый мужчина с клочковатой черной бородой привычно распоряжался на площади перед воротами. Широко расставив ноги и уперев костлявые руки в бока, он то и дело накидывался на односельчан с бранью.

-- Дети воронов! Что вы делаете? Куда катите амфоры с вином? Они понадобятся нам в амбаре, чтоб пережить ночь! Клянусь чревом Матери, таких олухов как вы не найти по обе стороны пролива!

Староста был взбешен. Едва сдерживавшие страх крестьяне вели себя настолько бессмысленно, будто они каждую осень не переживали Дионисид.

-- Лучшее, что мы можем сделать, мой господин, это не уводить животных в хлев. - обратился к нему мальчик-раб с бритой головой. Он пришел вместе с пастухами и теперь отгонял хворостиной хозяйских коз от общего стада. - Расположим коров, овец и свиней у частокола с внутренней стороны, как живое кольцо, зададим им корма, огородим переносными плетнями, они будут спокойны, -- смело продолжал он. - Если менады ворвутся в деревню, они увязнут в скоте и не скоро доберутся до нас.

-- Ты большой выдумщик, Тарик. - похлопал его по щеке староста. Ступай домой и позаботься о козах. Тебя ведь никто не спрашивал.

Мальчик втянул шею. Хотя хозяин и не сердился, он явно был уязвлен прекрасная мысль пришла не ему в голову.

На пороге просторного дома, выходившего на площадь, в центре деревни появился рослый юноша в черной тунике. Он беспокойно повертел головой, ища кого-то в стаде и вопросительно уставился на старосту.

-- Где Белерофонт? Я тебя спрашиваю, Филопатр. Где жеребец моей матери?

-- Не смотри на меня так! - взорвался староста. - Сейчас не время искать всех недостающих животных. Солнце садится!

-- Но Белерофонт... Как можно было не заметить, что его нет?

-- У пастухов много забот. - сухо оборвал юношу Филопатр. - Люди напуганы, разве ты не видишь? Многих животных не смогли собрать.

Юноша щелкнул пальцами.

-- Откройте ворота. Я сам найду коня, раз эти олухи потеряли его на выпасе!

-- Не сходи с ума, Элак! - рослая фигура старосты преградила ему дорогу. - За стеной опасно. Посмотри, -- грязный палец Филопатра указал на зеленые гребни гор, залитые прощальным золотистым светом. -- Скоро станет темно. Женщины давно ушли...

-- Плевать! -- Элак сжал кулаки. -- Я не хочу, чтоб такую лошадь, как Белерофонт, разорвали на куски! Подумай сам, что станет с жеребцом, если на него набредет шествие менад.

-- А что станет с тобой? -- свистящим шепотом спросил Филопатр. -Воля твоя, но как староста этой деревни я до рассвета не открою ворота ни одной живой душе.

-- Да как ты смеешь! -- взревел юноша. -- С кем ты говоришь? Я сын главной жрицы и стану править Доросом после тебя, грязная свинья! Неужели ты думаешь, что моя мать не остановит шествия, если встретит меня?

-- Остановит, -- сухо отозвался Филопатр, -- Если будет помнить, кто ты и кто она...

-- Господин мой, -- ринулся к ногам Элака мальчик-раб, -- простите нас. Мы упустили коня случайно, он побежал в лес за кобылой. Не ходите туда! Мы уже слышали флейты в горах. Не надо!

Элак отпихнул его сандалией.

-- Если вы не желаете открыть мне ворота, я спущусь по веревке за стену. Белерофонт слишком дорогая лошадь, чтоб бросать ее там.

-- Иди! -- фыркнул староста, -- Лезь через частокол, если надеешься обратно перескочить на своем Пегасе. Мать избаловала тебя без меры. Белерофонт стоил нам прошлогоднего урожая. Если твоя голова вместе с головой этой проклятой лошади окажется по ту сторону забора, мы только посчитаем это справедливым!

Элак решительно направился к частоколу и, вскарабкавшись по наваленным у ворот камням наверх, легко перемахнул за стену.

-- Я пойду за ним, -- немедленно воскликнул Тарик. -- Можно, хозяин? -- безрассудная храбрость сына жрицы восхитила мальчика. Он с надеждой уставился на старосту. -- Я проскользну незаметно. А потом расскажу вам, что произойдет.

Увесистая затрещина обрушилась на затылок раба.

-- Не докучай мне, сынок. -- наставительно сказал Филопатр. -- Элак высокомерен и глуп. Слепая любовь Алиды сделала его невыносимым. Он, как женщина, упивается собой. Ты же родился в низкой доле и должен думать о делах. Я просил тебя заняться козами!

* * *

Крестьяне поспешно загоняли скот в большие хлевы на дальнем конце деревни. Им некогда было раздумывать о безрассудном поступке Элака, тем более что рослая фигура юноши уже скрылась за частоколом.

-- Несите вино и лепешки в амбар! -- слышался голос Филопатра. -- Да прихватите козьи шкуры, там не на чем сидеть.

Люди разбрелись исполнять приказание.

"Какая тупость", -- с досадой думал Элак, стоя уже по внешнюю сторону ограды. Он надеялся, что его выходка вызовет хоть малую толику сочувствия в заскорузлых от непосильного труда душах односельчан. Но нет, они покорно разошлись по домам, чтоб с последним лучом солнца вновь собраться вместе в амбаре, привалить двери камнями и пить, заглушая страх, клубящийся за порогом.

Он не такой! Он нарушил все знаемые запреты, выскочив ночью Дионисид за ворота поселка. Он всегда хотел это сделать. Всегда хотел знать, куда уходят женщины близлежащих деревень после праздника урожая, когда, казалось бы, все жертвы принесены, а слова сказаны. Что они делают там в горах, и почему утром возвращаются такими... дикими? Их одежда разорвана, волосы растрепаны, тела исцарапаны и избиты, а глаза горят лихорадочным огнем. Они не чувствуют боли, никого не узнают и лишь просят пить. Потом они постепенно приходят в себя и на жалобы мужей отвечают лишь, что служат Великой Матери... что им самим не в радость...

"Да, не в радость!" -- Элак свистнул. Он им не верил. Ни слову! Может быть потом, на второй-третий день после праздника, когда они лежат и стонут. Но не сейчас, не сейчас! Юноша видел, каким веселым и ярким уходил сегодня утром из ворот женский караван. Матери и сестры разоделись так, словно шли на свадебный пир, а не на кровавое побоище. Ленты, венки из виноградных лоз, платья, покрытые вышивкой от подола до плеч! Они ведь целый год готовят себе эти наряды, чтоб в одну ночь разодрать их по кустам и камням, гоняясь за горными козами и запоздавшими путниками!