Павел Кузьменко - Система Ада

Так вот какие тут дорогие лампочки. Ценою в человеческую жизнь. Даже не пленники, а какие-то безропотные деревянные пешки в глобальной шахматной игре, дудковцы повернулись лицом к реке. Хорунжий Сидоров не улыбнулся им отечески на прощание. Капитан и буревестник дудковцев вынули револьверы и выстрелили пешкам в затылки. Один успел выкрикнуть перед смертью что-то невнятное. Оба рухнули лицом в камни.

Но на этом сцена не сменилась.

- Впередсмотрящий Шмидт, ко мне! - крикнул Галактионов.

Что за черт? Трупы, что ли, убирать. Ладно, хоть это. А то, не ровен час, опять стрельбу объявят. Миша поплелся к начальству.

- Давай винтовку, - протянул руку Чайковский. Шмидт отдал оружие. Оно не было заряжено. В сегодняшнем бою он сделал всего один выстрел. В кармане его куртки лежало два патрона.

- Товарищ впередсмотрящий, - торжественно приложил руку к фуражке капитан, - приказываю вам перебраться вброд на сторону противника и передать себя им в руки.

- Что? - опешил Миша.

- Исполнять! Уверенной поступью борца за дело мира и прогресса вперед!

Буревестник угрожающе уставил ему в грудь только что отобранную винтовку со штыком.

- Что... Товарищи, вы что?

Много он видел тут идиотизма, но вот так, уже в который раз приговариваемый...

- Вас расстреляют, впередсмотрящий Шмидт, - Усмехнулся неуставным образом Галактионов. - В обмен на этих. За вредительство в энергоснабжении.

Михаил повернулся и пошел к реке. Дно было твердым, каменистым. Он уже плохо соображал, что делает. Он как-то вдруг перестал принадлежать себе. В чужие сапоги хлынула неощутимая ледяная вода. Какому-то Другому, незнакомому однофамильцу замечталось упасть в неуютные воды забвения, повернуться на спину, лицом к слабоосвещенному каменному небу и плыть, плыть лениво к несуществующей реке Осетр.

Но вот уровень дна стал незаметно повышаться. Миша ощутил себя на вражеском берегу. Он стал бараном для заклания. Превратиться в барана очень легко.

- Давай, давай сюда, зотовское отродье, - хищно улыбнулся беззубым ртом Сидоров. - Поворачивайся ко мне затылком.

- Простите, - пролепетал Миша, - а можно... Он и сам не знал, что хотел попросить. Окоченевшие в Лете ноги согрелись горячей мочой. Сзади что-то сухо щелкнуло.

- 3-зотов тебя побери, - ругнулся Сидоров. Миша вдруг нагнулся, рука сама подобрала увесистый камень. В этот момент сзади прогрохотал выстрел.

Пуля просвистела над головой.

- Ты что нагибаешься, дурак? А ну... Больше ничего враг скомандовать не успел. Подобрав камень, Миша резко развернулся и со всей силы швырнул его в этого Сидорова. И очень удачно. Камень угодил прямо в лицо. Офицер завалился на спину, прижав руки с оружием к окровавленному, разбитому носу. Не очень помня себя, Миша бросился к нему, наступил на кисть и отобрал револьвер.

С обеих линий фронта молча наблюдали за такой невиданной сценой. Никто не стрелял. А Шмидту вдруг стало весело. Это был самый веселый момент в его беспросветной подземной жизни. Он потянул револьвер к себе. Гниловатый шнурок, за который было привязано оружие, вдруг оборвался. Миша поднял револьвер над головой и заорал:

- За родину! За Ста... блин, за Зотова вперед, ура! Он оглянулся на своих. Галактионов и Чайковский стояли и недоумевали. Миша сделал шаг вперед.

-За мной! - продолжал он орать. - За родину! Сашка! Сашка!

Но первым в атаку поднялся жестокий и бесстрашный впередсмотрящий Чугунко. Он вылез на бруствер, оглушительно выстрелил в сторону противника и с яростным криком побежал к реке, перезаряжая оружие на ходу. Следом поднялись еще несколько человек.

Только когда уже половина экипажа поперла через реку, дудковцы опомнились и начали стрелять. Один парень бессильно упал лицом в воду и поплыл вниз по течению. Шмидт разглядел, наконец, испуганное лицо Сашки и тоже начал стрелять в дудковцев. Он стоял, не пригибаясь, и совершенно не замечал пуль, иногда свистевших рядом.

Впереди несколько человек уже схватились в штыки. И когда крик в гроте стал невыносимым, дудковцы, оставшиеся в живых, обратились в бегство.

Как и следовало ожидать, эта явная победа в бою и героический, ну хотя бы отважный поступок впередсмотрящего Шмидта остались без последствий. Ни на размножение их не отправили, ни дополнительной пайкой не наградили, ни на политинформацию, а тем более на концерт мифических венгерских артистов не сводили. Сообщение об успехах корейских охотников за самолетами прошло без всякого энтузиазма.

Шмидт пытался после боя прикарманить добытый револьвер, но под прицелом вскинувшего оружие Чайковского был вынужден отдать его командиру.

Снова наступила подземная рутина - таскание камней то в одном месте, то в другом, изредка стрельбы и даже занятия физкультурой. Савельев был хмур и неразговорчив, общаться с местными уроженцами было по-прежнему невозможно, и Миша оставался один на один со своими мыслями. Хоть мыслить еще хотелось, и это радовало.

Скажем, об этой войне. Понять весь этот странный окружающий мир казалось невыносимо трудно, так хотя бы понять эту странную войну. Миша стал догадываться, что какому-то высокому начальству своей самодеятельностью очень спутал все карты. Велась нормальная вялая перестрелка и должна была закончиться чем? Да скорее всего ничем. Было похоже, что все ее участники отрабатывают какую-то нудную обязанность с необходимым количеством жертв. Произошла случайность - лампочку разбили. Пришли электрики, лампочку заменили, оценив урон в два дудковца. То есть, что? Что же это, что? Думай, Михаил Александрович. В спортивном состязании, в каких-то живых шахматах одна сторона нарушила правила, и судьи наказали ее в два штрафных очка. Потом сочли наказание чрезмерным и решили расстрелять Мишу Шмидта. Или так просто - рожа не понравилась...

А он смешал им карты или фигуры.

Михаил даже поежился от жути, свернувшись калачиком под тонким сырым одеялом на жалких жестких нарах, и даже перестал обращать внимание на покусывания вшей, представив двух электриков - высокого бородатого и маленького бритого, - сидящих в . прокуренной бытовке, заваленной мотками проводов и пыльными пустыми бутылками, и молча играющих в шахматишки. А вместо пешки на доске стоит он, живой и мыслящий Миша Шмидт, стоит в ожидании, когда его съедят, и не может никуда с этой доски уйти.

Рутина неожиданно кончилась однажды утром (то есть в отрезок времени, который он по привычке продолжал считать утром - после пробуждения и первой кормежки). Неожиданно скоро оклемавшийся после ранения и вернувшийся командовать экипажем капитан Волков вызвал из строя впередсмотрящих Чугунко Саломанова, Щукина, Савельева и Шмидта. Призвав их мобилизовать все силы на выполнение ответственнейшего задания партии и лично товарища Зотова он повел их за собой.