Вячеслав Пальман - «На суше и на море» - 71. Фантастика

На другой день я ходил на сопку и обнаружил там широкую вмятину в почве. Лишь многотонное тело могло выдавить такую яму. А вблизи от нее сопку рассек чудовищный карьер — длинный, узкий и глубокий, словно колоссальный нож выхватил громадный кусок земли. Но сколько я ни искал, вынутого грунта нигде не обнаружил.

К вечеру пришел мой приятель. Я рассказал ему все, и, разумеется, он не поверил, что я встречался и говорил с ними. Вента, увы, не могла подтвердить правоту моих слов. Я повел моего товарища на сопку и показал ямы. Конечно, и это его не убедило; однако странный карьер произвел на него внушительное впечатление. «Ты мог видеть корабль издали, — сказал он, — остальное — галлюцинация, которая почему-то возникла у тебя. Может быть, даже — под воздействием неизвестной комбинации излучений. Счастье еще, что ты остался жив! Ведь бывали в тайге случаи и похуже…»

Он смотрел на меня с тревогой и сожалением, когда я стал говорить ему, что инопланетяне и в наше время живут среди земных людей, ходят среди нас в наших городах.

— Нам лучше бы отправиться к геологам, — уклончиво отвечал приятель, скрывая волнение. — Там обо всем и потолкуем…

Я показал на муравейник.

— Взгляни, разве муравьи догадываются, что мы сейчас видим их беготню? Это ведь и есть в сущности то самое — следить за «низшими» из иного пространства. А ты когда-нибудь наблюдал за рыбами, живущими в аквариуме? Аквариум — это их крохотная субвселенная, за пределами которой они…

Не выдержав, он честно признался:

— Боюсь я за тебя, Лешка! Ты стал какой-то не такой…

Тогда я извлек из внутреннего кармана теплый шарик и протянул этому маловеру. Он долго вертел его в руках, понюхал, даже лизнул зачем-то и, не зная, что сказать, предложил наконец «слетать к геологам и сделать анализ».

— Поди ты к лешему со своими геологами! — взорвался я. — Никакие анализы тебе не помогут. Дело — в тебе самом…

Горячился я зря. Будь я на месте моего друга, еще не знаю, как бы я себя вел. Лишь постепенно он, заметив перемену в моем характере и строе мышления и поняв, что я тем не менее не собираюсь сшибать деревья лбом или провозгласить себя Фердинандом Вторым гишпанским, смутно начал осознавать, что в тот день у меня действительно была встреча с чем-то необычным.

А я с тех пор живу ожиданием новой встречи. Мне о стольких вещах надо еще спросить у них!

Порою, однако, меня сдавливает острая тоска, наваливается отчаяние. Правда, такие минуты — кратки, и они, наверное, от все усиливающегося желания снова видеть их и говорить с ними. В такие минуты я спрашиваю себя:

«Неужели все это — было? Может, в самом деле — сон, галлюцинация?…»

Было ли? Как только это сомнение начинает закрадываться в мой ум, я достаю из потайного кармана металлический шарик и смотрю на него. (На анализ я все-таки его носил — и едва спас, насилу вырвал из хищных лап физиков и химиков. Если бы вы видели, как они уцепились за этот кусочек металла, когда анализы показали, что перед ними — нечто невероятное и науке совершенно неизвестное!) Он согревает мои ладони — и бодрящее тепло от него струится по всему телу.

Было ли это? Я вспоминаю ясную улыбку Сергея, темные, немного печальные глаза Зенда, исчезающий в небесах огненный шар — и тихий внутренний голос отвечает мне: «Больше верь себе!» Да и почему — не верить? Что абсурдного или сверхъестественного в идее о многоплановом мироздании? Почему не допустить, что инопланетяне — существа из иных планов Сверхвселенной — приходят к нам время от времени?

В самом деле: почему бы нет?

Гурский Олег Николаевич. Родился в 1928 году в гор. Армавире. Окончил факультет журналистики МГУ, член Союза журналистов СССР. Публиковаться начал с 1941 года. Рассказы-фантазии и статьи О. Гурского неоднократно публиковались в альманахе «На суше и на море». В настоящее время автор продолжает писать в жанре фантазий и философских фантазий, работая над серией повестей, рассказов и статей. Занимается поисками и в теории современной фантастической литературы; в частности увлечен идеями о так называемой «преднаучной фантастике», «фантастике исторического оптимизма», «фантастике серьезного мышления»; вопросами соотношения и взаимодействия науки, философии и фантазии в ее литературном и других выражениях.

Михаил Грешнов

ДОРОГОСТОЯЩИЙ ОПЫТ

1

— Итак, вы согласны, Гарри! — Профессор Баттли говорил несколько торжественно, как на ученом совете, хотя в комнате было всего три человека. — Вы предоставляете себя в наше распоряжение и получаете после завершения опыта пятьдесят тысяч долларов. Вы согласны на эксперимент добровольно.

Гарри, за весь разговор не поднявший глаз от стиснутых рук, сделал попытку взглянуть на профессора:

— Добровольно, — подтвердил он.

— Но… вы понимаете?

— Понимаю, сэр. Это опасно.

— Поэтому мы и оплачиваем риск кругленькой суммой.

— Да, — кивнул Гарри.

— И требуем выполнения нашей программы полностью.

— Я выполню ее, сэр.

Третий участник беседы, Глен Эмин, молчал. По его бледному лицу трудно было судить, одобряет он разговор или нет. Только пальцы, барабанившие по канцелярской папке с бумагами, выдавали его волнение. Это он привел Гарри Польмана, бывшего друга по колледжу, в кабинет профессора Баттли, где начался разговор на не совсем обычную тему. Предложение Гарри от имени профессора тоже было сделано Гленом. Гарри дал согласие сразу, как только услышал о сумме в пятьдесят тысяч долларов. Сейчас разговор шел о контракте.

— Я бы хотел… получить аванс, — сказал Гарри. — И скорее покончить с этим.

— Аванс получите завтра. Как только договор будет подписан.

— Мистер Баттли… Мне нужно сейчас, — почти с отчаянием сказал Гарри. — Хоть немного наличными.

Глен уловил нотку страха в голосе Гарри. И видел причину этого: Гарри боялся, что не получит ни цента. Лицо профессора выразило брезгливость: просьба Гарри была не джентльменской просьбой. Но ведь Гарри и не джентльмен! Когда профессор вынимал из кармана две пятидолларовые бумажки, Глен заметил, как нетерпеливо шевельнулись пальцы Гарри.

— До завтра… — сказал Баттли, давая понять, что разговор окончен.

Выходя с Гленом на террасу главного здания, после того как Гарри ушел, Баттли все с той же брезгливостью, будто перешагнул через ушат с помоями, проговорил: