Мария Симонова - Профессия - смертник

- А брыдл пить будет?

Со своей стороны, Степан, как следует присмотревшись к Арл, кажется, сообразил, в чем дело: она сидела на том же месте, где он видел ее вчера, засыпая, дыхание ее было ровным, а веки наполовину прикрыты, словно в задумчивости.

- Я думаю, что не откажется, - сказал он, на радость Склайса, и добавил: Когда проснется. - Теперь ему стало ясно, почему она не разбудила его при появлении гостей - просто-напросто дрыхла. И даже сочного баритона Грумпеля оказалось недостаточно, чтобы нарушить крепкий девичий сон. "На заре ты ее не буди..." - пропел в голове насмешливый голос, в то время как Грумпель, отчаявшись пообщаться с чудовищем, махом опустошил свой "бокал", откромсал ножом порядочный кусок от фрюпа и принялся смачно им хрустеть. Склайс не отставал - и по части выпивки, и по части закуски, и Степану не оставалось ничего другого, как к ним присоединиться.

Еще немного заторможенный со сна, он опасался быстро захмелеть, однако после второй сознание, напротив, окончательно прояснилось, а мысли заодно со зрением обрели особую, пронзительную четкость. Самое время было приступить к беседе. Грумпель, видимо, хорошо изучивший данный эффект, протянул руку помощи гостю, как раз пребывавшему в размышлении, с чего бы начать разговор.

- Так и живем, - произнес он с тяжким вздохом, окидывая взглядом застолье и прилегающую местность. - Считаем денечки перед концом света. Теплимся на костях. Пьем из нашей матушки последние соки. Так порой поглядишь на мразь и запустение, нами же сотворенные, и думаешь - не пестовать бы ей нас, паразитов, надо, а искоренить всех до последнего. Тогда бы ей, может, и достало сил опять возродиться.

- Вот все вроде бы ты верно говоришь, - заметил Склайс, - а ведь с того и пошли выжима-тели: уничтожим, мол, лишних приживал, а то планета гибнет - не способна, мол, родимая, всех прокормить.

- А кто они такие, эти выжиматели? - поинтересовался Степан. - И что они, если не секрет, выжимают?

- Жизнь, - мрачно уронил Грумпель и опрокинул в рот очередную чарку. Занюхал рукавом, пренебрегая лежавшей в изобилии закуской, потом с горечью продолжил: - Они выжимают жизнь. Пускают людей в переработку на белок и прочее, что можно использовать в качестве пищи и запасов к тому времени, когда Остров окончательно угаснет. Заодно и жизненное пространство от убитых перетекает к оставшимся - вроде как в наследство.

Вот оно, значит, как. А Степан-то уже подумывал, не являются ли здешние жители вегетарианцами, не претит ли им убивать животных и есть мясо при таком-то трепетном отношении планеты ко всякой живой твари. Оказалось - какое там!..

Склайс на слова приятеля удрученно кивнул и

незаметно затравленно огляделся. То есть это он думал, что незаметно: вообще-то алкоголю свойственно притуплять страх, но сейчас, на первом этапе, ослабился лишь контроль над эмоциями. Значит, угроза была и впрямь реальной. Степан мысленно обругал себя, что легкомысленно относился к предупреждениям: ему-то что, а вот дра-конице, выходит, могла угрожать серьезная опасность.

- Я уверен, - сказал он, желая их взбодрить, - что планета не погибнет, возможно, что она уже сейчас стабилизировалась. То есть я имел в виду, что она больше не умирает. Хотелось бы, конечно, чтобы она еще и возрождаться начала...

Его собеседники как-то кисло переглянулись. Грумпель безнадежно покачал патлатой головой. Он был довольно молод по сравнению со Склайсом, вот только землистый цвет лица и общая одутловатая болезненность в облике скрадывали разницу. Разумеется, Степан не заблуждался насчет того, насколько утопической была его надежда реанимировать своими силами загубленный мир. Быстрых путей скорее всего не существовало - просто жителям, когда они сумеют чуть-чуть подняться, не следовало больше гадить (в промышленном плане), и тогда их Остров (кажется, так они называли не только оазисы, но и целиком всю планету) постепенно восстановит свою экологию, на что потребуется, наверное, не одно столетие.

- Сожалею, - сказал Грумпель, - но вы ошибаетесь. Если бы вы успели с утра пройтись и как следует оглядеться... А... - он махнул рукой и заревел трубно: Гибнем, скукоживаемся, день ото дня!

- А по каким признакам вы это определяете? - спросил Степан, не видевший вокруг сколько-нибудь заметных изменений.

- Ну, это-то как раз несложно...

- Острова уменьшились за эту ночь почти на целый вигл! - сообщил Склайс. Если так пойдет и дальше, то нам останется всего несколько дней.

- Не более семи, - спокойно уточнил Грумпель.

- И нет никакой возможности покинуть планету? - выдал Степан сакраментальный вопрос, уже догадываясь об ответе: если бы была такая возможность, их здесь давным-давно бы уже не было - мало того, что земля буквально умирает под ногами, да на ней еще и выжиматели свирепствуют...

- Покинуть? - Грумпель невесело усмехнулся. - А что же, можно - если на тот свет. Туда всегда пожалуйста.

- А как же Галактическая Служба Спасения? - вспомнил Степан. - Они не пытались эвакуировать жителей?

- Их заботил наш уникальный Остров, - пояснил Грумпель, - а на его население им было плевать. Я думаю, что верхушку-то нашу все-таки вывезли, и далеко не задаром...

- Погоди, но как же так?.. - рука Склайса, подносившего в этот момент чарку ко рту, дрогнула, и жидкость плеснула на балахон, но он этого даже не заметил. - Значит, по-твоему, они живы?..

- Ах, этот акт самопожертвования? - Грумпель саркастически ухмьшьнулся и процитировал издевательским тоном: - "Мы призываем наших граждан совершить этот справедливый и мужественный акт и считаем своим долгом подать пример добровольного ухода из жизни! Цивилизация, погубившая свою планету, должна принести себя в жертву ради ее спасения!" Фарс! Лживый, лицемерный фарс, притом скверно разыгранный.

- Боже мой!.. - прошептал Склайс с несчастными глазами. - А я-то убивался, я-то считал себя слабовольным...

- Ты просто оказался дальновиднее многих, - утешил его Грумпель. - Что и помогло тебе продлить жизнь. Впрочем, ненадолго, - философски добавил он.

- А народ-то, народ поверил!.. Семьями ведь жизни себя лишали!..

- Чем изрядно облегчили работу выжимателям, - заключил Грумпель, по новой разливая.

Когда полные до краев стаканы уже подносились к губам, в небесах послышался отдаленный рокот. Степан еще и глаз поднять не успел, а Склайс уже вскочил на ноги, уронив, а скорее, даже бросив чарку со словами:

- Ну вот, как чуял я! Не успели сесть! Летят, проклятые!

В небесах, закрытых плотным слоем белесого тумана, ничего не проглядывалось, однако звук нарастал, напоминая приближение штурмового вертолета. Степан продолжал сидеть, наблюдая, как Грумпель, сохраняя невозмутимый вид, выливает в рот содержимое чарки и только потом довольно резво отрывает седалище от земли. В то же время Арл, коротко всхрапнув, широко открыла глаза.