Юрий Петухов - Приключения, Фантастика 1992 № 4-5

— Я все равно заберу тебя отсюда! — выкрикнул он.

— Ежели только сам ноги унесешь, — насмешливо проговорил Верховник сипатым голосом Иванова приятеля-забулдыги.

Иван бросился на Верховника — он уже вспрыгнул на куб, замахнулся лучеметом-дубиной, включил усилием воли внутренний механизм ускорения. Но Верховник отшвырнул его от себя когтистой ногой, отшвырнул шутя, словно котенка. Иван несколько раз перевернулся в воздухе. Грохнулся на пол. Снова его спасло лишь умение падать.

— Ты мне больше не нужен, лягушонок, — сказал Верховник мягко и ласково, — ты оказался очень неинтересным и совсем не забавным. Если у вас там сейчас все такие, то наши ребята помрут со скуки! Вот было дело раньше, в годы моей юности, это да-а-а!

Иван приготовился выслушать длинный рассказ-воспоминание, к каким обычно склонны старики всех миров. Но Верховник остановился.

— Ладно уж, — сказал он неожиданно совершенно другим голосом, — надо быть последовательным, скажи спасибо! Раз я принял такое участие в твоей судьбе, лягушонок, раз уж я помогал тебе с самого начала, так и сейчас дам тебе шанс. Но учти, ежели тебя снова подвесят, я пальцем не шевельну, висеть будешь до полного созревания… Все! У тебя двенадцать секунд!

Верховный столь же внезапно исчез.

А Иван стоял столбом. Двенадцать секунд — на что?! Он ничего не понял. Что ему надо делать? Какой шанс?! Правда, сейчас, в ускоренном ритме, каждая секунда была для него минутой, даже чуть более, но… Иван разбежался и опять запрыгнул на парящий хрустальный куб. Он подчинялся теперь лишь внутреннему голосу, внутреннему зову.

Он с размаху плюхнулся на трон. И его тут же будто вознесло куда-то, все поплыло перед глазами. Нет, это была не голограмма, это было нечто пока недоступное земному разуму. Исчезли зал, каменный пол, колонны, все исчезло. А перед Иваном, сбоков, сзади, сверху, снизу, со всех сторон разом выросли уже виденные им когда-то мохнатые лиловые и переливающиеся решетчатообранзые структуры, вновь все растворилось в их бесконечных хитросплетениях, уходящих, казалось, в саму бесконечность, вновь структуры эти дышали, раздувались и опадали… Но время шло! Уже две секунды-минуты прошли, прошли безвозвратно! Надо было сосредоточиться на главном, на самом главном! Но что же главное?! Лана? Он только вспомнил ее имя — и она тут же предстала пред ним, улыбнулась, протянула руку. И это было не видение, это была она сама, живая, настоящая. Иван рванулся к ней, вскочил с трона. И тут же все пропало. Лишь голос прозвучал:

— Нет, не надо, сейчас ты погубишь и себя и меня. Не спеши! Я верю, я знаю, я предвижу — ты придешь еще за мной, ты заберешь меня!

Иван снова уселся на трон. Его колотило в нервном напряжении, убыстрение всех жизненных процессов в организме давалось большой кровью, невидимой, неосязаемой, но проливаемой все же. Сколько лет он отнял у себя? Нет, сколько секунд-минут прошло сейчас? Две, еще две!

И тут Иван понял, что для него самое главное! Ведь без этого и мечтать не следует ни о чем другом. Да, верно! Он очень образно и зримо представил развороченную, разодранную словно консервная банка капсулу. И опять кресло будто взмыло вверх, появились структуры Невидимого спектра. Ивана швырнуло куда-то, он почувствовал толчок, но из кресла-трона не вылетел, он был как бы слит воедино с ним. Это вообще был не трон никакой! Это был недоступный воображению чудо-агрегат, создание сверхцивилизации, создание, обладающее фантастическими, сказочными свойствами. Теперь Иван понял, кем он мог казаться создателям и владельцам подобных чудес — именно комаришкой, лягушонком. Но секунды-минуты шли!

Капсула возникла перед ним внезапно. Она лежала на пустынной и каменистой поверхности с редкими растениями былинками, где-то Иван уже видал такую, неважно где. Он чуть было не бросился к капсуле, чуть не выскочил из кресла-трона. Но вовремя остановился — ведь он всемогущ, лишь пока сидит в нем! И тогда он дал мысленный приказ — идти на сближение с капсулой, он представил, как она увеличивается, надвигается.

Чудо-агрегат был послушен его воле. Не сходя с него, Иван вплыл через рваную и обожженную дыру, искорежившую обшивку, внутрь капсулы. У него сразу защемило сердце. Никогда еще эти старушки-развалюхи, эти списанные тихоходы не нагоняли слезы на него, а тут… Иван чуть не разрыдался, настолько все внутри капсулы было родным, близким, своим, после этого чуждого и кошмарного мира. Но время, время! Оставалось не больше пяти минут-секунд. Иван устремился к сейфу-шкафу. Секунда ушла на то, чтобы открыть. Еще одна, чтобы вытащить запакованный возвратник, распутать ремни, укрепить прибор на теле, сдвинуть его под мышку. С Ивана градом полил пот. Голова сразу опустела. Он чуть было не потерял сознания. Это было невероятно, но так. Он слышал, читал, что умирающие без воды и пищи путники, замерзающие или наоборот иссушенные солнцем, могут пройти-проползти десятки километров, преодолевая дикие трудности, собственную слабость, все прочее, но перед самым спасением, в нескольких метрах от дома, костра, оазиса они погибают, не выдерживают чудовищного напряжения. То же происходило и с ним. Но Иван был не просто путником, он был поисковиком.

Он пересилил желание тотчас вернуться на Землю. Нет! Здесь Лана! Здесь еще много непонятного! И почти сразу же его вместе с креслом выбросило в зал. Какая-то сила приподняла его и швырнула на каменный холодный пол.

Иван сильно ударился. Но стерпел. Поднял глаза — на троне сидел Верховник, покачивал своей огромной головой и смотрел на Ивана.

— Ну что же, — проскрипел он металлически и бездушно, — хвалю! Ты справился с нелегкой задачей! Не так-то ты глуп, лягушонок! Я тебя недооценивал. Что ж, ты сумел оттянуть миг своей смерти. Всего лишь оттянуть! Но и это забавно! Ты мне доставил несколько приятных секунд…

Иван его грубо перебил:

— Скажи, почему тебя называют Верховным Демократом, что это за титул такой?

Он ощущал твердое тело переходника под мышкой, и это делало его безрассудно храбрым, даже наглым.

— Вот ты как ставишь вопрос, лягушонок? Ну ладно, перед смертью приговоренному делают послабления. Отвечу, да только тебе не понять! Я — никто и ничто! Как и миллионы и миллиарды других обитателей Системы. Любой может взять на себя тот титул, какой ему понравится. Ибо любой из нас — лишь частица Единого Сущего, Общего Системного Разума. И любой является и обязан быть демократором — то есть приобщателем к Сущему. Подлинная власть каждого, а стало быть и власть народная, всеобщая, только там — в Системном Разуме. В нем есть и несколько приобщенных с Земли, мало, но есть. Вам еще предстоит пройти долгий путь развития, чтобы окончательно избавиться от гуманистических и религиозных предрассудков, чтобы переработать человеческий, земной материал в сверхсуществ-демократоров, несущих миру новый, наш порядок… Впрочем, вам уже ничего не предстоит, вам…