Дмитрий Байкалов - Фантастика 2002. Выпуск 1

— Генрих, — спросил фюрер. — Вы любите театр? Безусловно, он есть отражение жизни. В 1925 году я жил в Байройте. Боже мой, какое это было время! Я жил в доме подруги матери Елены Бехштейн. Иногда я смотрю фотографии, их тогда во множестве сделала дочь Бехштейнов — Лотта. Днем я расхаживал в баварском костюме. Ну, вы сами знаете, открытая рубашка, короткие кожаные штаны, чулки до колена и черные полуботинки. Вечерами или если мы ехали на фестиваль, который готовил Зигфрид Вагнер, я надевал смокинг или фрак. В свободные дни мы ездили в Фихтелевы горы или во Французскую Швейцарию.

Генрих, это была сказочная жизнь! Я слушал там «Парсифаля» с Клевингом. У него были сказочная фигура и голос! Я приходил в экстаз, слушая «Волшебство страстной недели»! Там же я посмотрел «Кольцо нибелунга» и «Нюрнбергских мейстерзингеров». Вы представляете, Генрих, партию Вотана исполнял еврей Шорр! Это было прямое оскорбление немецкой расы! И это было сделано намеренно, ведь они могли доверить эту роль Брауну или пригласить исполнить партию Роде из Мюнхена. Но им было наплевать на достоинство нации!

Гиммлер усмехнулся неожиданной повторяемости событий и повернулся к терпеливо ждущему обергруппенфюреру.

— Идите, — отпустил он его. — Идите, Отто. Жизнь стала труднее, я бы рекомендовал вам посетить музкомедию. Сходите на «Летучую мышь». Это хорошая зарядка для организма. Смех лечит все болезни, он дает возможность смотреть на жизнь более оптимистично.

Оставшись один, Гиммлер некоторое время бесцельно перебирал бумаги, не вдумываясь особенно в смысл написанного в них.

Сам Гиммлер не испытывал ненависти к евреям, более того, прежде он со многими из них поддерживал если не приятельские отношения, то по крайней мере встречался с ними на правах хорошего знакомого. Бакалейщики, зеленщики, продавцы птицы, которым Гиммлер поставлял кур и индеек со своей птицефабрики, искренне порадовались неожиданному возвышению знакомого и соседа. «О Генрих, — говорили они в тридцать четвертом. — Вы теперь сидите так высоко, что, наверное, и не помните своих старых друзей. Однако вы ведь не откажете им в защите, если случатся какие-нибудь неприятности?»

Теперь из них почти никого не осталось. Те из них, кто еще оставался жив, находились в концентрационных лагерях или вообще покинули страну.

Однажды в разговоре с Герингом, которого рейхсфюрер откровенно недолюбливал за его псевдоаристократические замашки, Гиммлер спросил, откуда у того такая ненависть, ведь с некоторыми Геринг воевал в Первую мировую войну, одно время, пусть и непродолжительное, механиком, обслуживающим самолет, на котором летал Геринг, был еврей. А ведь от него зависела жизнь Геринга.

Некоторое время Герман Геринг подозрительно смотрел на рейхсфюрера, справедливо ища в его словах подвох. Случившийся при этом разговоре доктор Геббельс с интересом наблюдал, как министр выкрутится из интересного положения.

— Агитаторы, — наконец проворчал Геринг. — Все дело в агитаторах, Генрих.

Во времена Веймарской республики безработный летчик Герман Геринг оказался в разъяренной толпе, которую подстрекал агитатор с характерной внешностью. Геринг был в форме. Толпа пыталась сорвать с него «Железный крест» и погоны. Особенно старались женщины. После этого случая Геринг убедил себя в том, что социалисты и евреи одно и то же, все беды общества происходят именно от них. В одно из воскресений ноября в центре Мюнхена на Кенигсплац проходила манифестация. Именно там он познакомился с невысоким человеком с острым профилем и маленькими черными усиками. Этим человеком оказался Гитлер, о котором к тому времени уже начали говорить в Баварии. Их знакомство переросло в дружбу. Отныне его престиж героя войны, летчика из блестящей эскадрильи Рихтгофена работал на национал-социалистов.

Вместе с тем ненависть, которую Гитлер так необъяснимо питал к евреям, не находила в Геринге того живого отклика, какой она находила у Геббельса или Лея.

Он всегда заступался за своих друзей-евреев, служивших с ним в армии, и с безапелляционностью нацистского бонзы брал их под свое покровительство, вырывая, если это было необходимо, даже из лап гестапо.

Был в жизни Германа Геринга еще один маленький штрих, о котором был прекрасно осведомлен рейхсфюрер. В дни ноябрьского путча 1923 года Герман Геринг получил две пули в живот во время перестрелки на мюнхенской улице Фельдгернгале. Ему тогда удалось скрыться в доме еврейской семьи Баллен. Вскоре верные люди провели Геринга через австрийскую границу и далее в Инсбрук, где будущему рейхсмаршалу сделали операцию. Геринг умел быть благодарным. Семейство Баллен находилось под его покровительством, и некоторые чины из гестапо имели серьезные неприятности из-за того, что не приняли это обстоятельство во внимание.

Но это касалось лишь тех, кому Геринг был чем-то обязан. К остальным он был равнодушен.

Гиммлер понимал и даже уважал слабости Геринга, но считал его рабом обстоятельств. Слишком подвержен был маршал сентиментальности. Это вредило Герингу, делало его зависимым от несчастий отдельных лиц и, следовательно, вредило рейху. Государственный деятель должен быть независимым, над ним не должны довлеть жалость и сострадание, он не должен нуждаться, он не должен быть слабым, государству такие не нужны, государство само нуждается в постоянной подпоре сильной личностью.

Сам Гиммлер был свободен от нравственных предрассудков и глупых обязательств.

Рейхсфюрер считал, что все находится в руках провидения. Гиммлер был мистиком. Он верил своему личному астрологу и считал, что все события на Земле подчинены ходу звезд в небесах.

Великая Германия явилась следствием хода истории. Ее вождь волен был строить великий рейх в соответствии со своими философскими и архитектурными планами. А следовательно, все происходящее было оправдано движением звезд.

Ненависти к евреям Генрих Гиммлер не испытывал. Они были глиной, которая шла на изготовление кирпичей для германской крепости. Что поделать, если в этом промышленном процессе им суждено было уйти в небытие?

Поэтому, посещая концлагеря, рейхсфюрер обращал особое внимание не на людей, которые в них сидели, а на организацию работы. Иногда он даже брал в поездки свою дочь Гудрун. Девочке нравилось внимание со стороны лагерных должностных лиц. Из поездок в лагеря она возвращалась счастливая и с множеством подарков. Она видела, с каким уважением относятся к ее отцу в лагерях, а это укрепляло авторитет Гиммлера в семье.

В семейной жизни рейхсфюрер не был счастлив, но чувство ответственности, позволившее ему стать одним из первых лиц государства, не позволяло ему уйти. Так рейхсфюрер и разрывался между женой и любовницей. От обеих у него были дети. Рейхсфюрер полагал, что человек, не чувствующий ответственности перед детьми, не может руководить народом, ведь он должен любить свой народ куда больше детей.