Амброз Бирс - Обнаженное солнце (сборник)

Он еще не привык к Прибору и не знал, как с ним обращаться. Его положение можно было сравнить с положением человека, впервые взявшего в руку шпагу и пытающегося размахивать ею с ловкостью мушкетера.

— Совершенно верно, — произнес Штраус, следуя за ходом мысли Дженнингса. Он осторожно двинулся вперед.

Дженнингс хорошо сознавал, что у него не было шансов на победу в борьбе с фанатичной решимостью Штрауса. Они оба понимали это. Дженнингс вспомнил о лунном глиссере. Он должен попытаться покинуть корабль. Вместе с Прибором.

Но теперь у Дженнингса не могло быть секретов от Штрауса. Тот понял его замысел и попытался встать между глиссером и Дженнингсом. Дженнингс удвоил свои усилия. Теперь он решил усыпить своего противника.

— Спи, Штраус, — отчаянно твердил он. — Спи!

Штраус упал на колени, и его налившиеся свинцом веки начали закрываться.

Дженнингс бросился вперед с бьющимся сердцем. Только бы оглушить его и вырвать нож из рук…

Теперь мысли его уже не были сосредоточены на сне, и рука Штрауса вдруг ухватилась за его ногу, с силой увлекая его вниз. Дженнингс споткнулся, и рука Штрауса, резко устремившись вверх, нанесла удар. Дженнингс почувствовал острую боль, и мозг его наполнился ужасом и отчаянием.

Волнения и чувства Дженнингса достигли в этот момент предела, и слабое мерцание Прибора перешло в яркое сияние. Рука Штрауса ослабла после того, как Дженнингс в течение нескольких минут молча и бессвязно передавал другому мозгу свой страх и обуревавшую его ярость.

Штраус рухнул на пол с перекошенным лицом.

Дженнингс с трудом поднялся на ноги и отошел в сторону. Он думал только о том, что Штраус не должен приходить в сознание. Любая попытка предпринять что-либо отняла бы у него слишком много сил: его нетренированный мозг не мог работать с полной отдачей.

Он направился к глиссеру. Там, внутри, должен быть скафандр и бинты…

Лунный глиссер не был рассчитан на длительный полет. Как, впрочем, не был способен на это сейчас сам Дженнингс. Кровь проступала сквозь повязку на боку и запачкала внутренность скафандра. Корабля пока что не было видно, но Дженнингс понимал, что рано или поздно он появится у него “на хвосте”. Мощность корабля была неизмеримо выше мощности маленького глиссера, а радиолокаторы могли быстро нащупать следы, испускаемые реактором глиссера, работающим на полной тяге.

Дженнингс попытался связаться по радио со станцией “Луна”. Но ответа не было, и, отчаявшись, он выключил радио, сигналы которого могли лишь помочь Штраусу обнаружить его.

Он мог попробовать добраться до станции пешком, но понимал, что это ему вряд ли удастся. Штраус догонит его раньше, чем он доберется до станции, и он погибнет. Нет, этого нельзя допустить. Он должен спрятать Прибор.

Прибор…

Он не был уверен в том, что поступает правильно. Прибор мог уничтожить человечество, и в то же время ему не было цены. Имеет ли он право разрушить его? Это единственный след развитой внеземной жизни, в нем таятся секреты высочайшей техники, это орудие высшей мыслительной деятельности. Да, опасность по-прежнему существует, но если задуматься о ценности Прибора, о его потенциальной ценности…

Он, безусловно, должен спрятать его, но так, чтобы его можно было отыскать вновь… И найти его должны только Здравомыслящие, и ни в коем случае не Ультра.

Глиссер опустился на внутренний, северный склон кратера. Он знал этот кратер. Прибор нужно спрятать здесь. Если потом он не сможет добраться до станции или хотя бы связаться с ней по радио, ему придется отдалиться от тайника, чтобы не выдать его своим присутствием. И ему нужно оставить какой-нибудь ключ к месторасположению Прибора.

Карл Дженнингс знал, что умирает. Жить ему оставалось несколько часов, а сделать предстояло еще очень многое.

Сетон Дэйвенпорт из американского отдела Земного Бюро расследований рассеянно потер рукой звездообразный шрам на левой щеке.

— Сэр, я хорошо знаю, что Ультра очень опасны.

Начальник отдела М.Т.Эшли пристально взглянул на Дэйвенпорта.

— Вы не представляете себе, как они опасны, — сказал он. — И боюсь, что никто этого не представляет. Их мало, но среди людей влиятельных и власть имущих они пользуются поддержкой, так как последние вполне созрели для того, чтобы считать себя элитой. Никто точно не знает, кто они и сколько их.

— И даже Бюро?

— Бюро пока воздерживается от каких бы то ни было действий. Мы, между прочим, сами, кажется, не убереглись от этой заразы. Возьмем вас, к примеру…

— Я не Ультра, — вспыхнул Дэйвенпорт.

— Я не говорил этого, — ответил Эшли. — Я хотел спросить вас, не заразились ли этим и вы. Вы задумывались над тем, что происходит на Земле в течение двух последних столетий? Не приходило ли вам когда-нибудь в голову, что хорошо бы уменьшить население Земли, конечно, в разумных пределах? Как было бы замечательно избавиться от глупых, неспособных и грубых? Мне, черт возьми, приходило в голову нечто подобное.

— Каюсь, я иногда об этом подумывал. Но желать что-либо — это одно, а разрабатывать практический план действий в духе фашизма — нечто иное.

— Между желанием и действием не такая огромная дистанция, как вам кажется. Вы знаете агента Ферранта?

— Который исчез? Я не знал его лично.

— Так вот, два месяца назад на поверхности Луны был обнаружен корабль. Он производил селенографические изыскания, которые финансировались частными лицами. Геологическое общество, снарядившее экспедицию, заявило, что их корабль не отвечает на вызов. Корабль был обнаружен довольно быстро. Он оказался на значительном расстоянии от того места, откуда было передано последнее донесение.

Следов повреждения на корабле не оказалось, но на борту не хватало одного члена экипажа, Карла Дженнингса. Вместе с ним исчез лунный глиссер. Второй космонавт Джеймс Штраус был жив, но его разум помутился. Следов насилия у Штрауса не оказалось, однако он потерял рассудок. Он и сейчас в том же состоянии, и это очень важно.

— Почему? — прервал его Дэйвенпорт.

— Потому что медики, обследовавшие его, обнаружили у него неврохимические и невроэлектрические отклонения, никогда ранее не встречавшиеся и которые не могли быть вызваны человеком.

Лицо Дэйвенпорта исказилось в легкой усмешке:

— Вы подозреваете космических пришельцев?

— Возможно, — без тени улыбки ответил Эшли. — Позвольте, я продолжу рассказ. Тщательные поиски глиссера вблизи корабля не дали результата. Вскоре же станция “Луна” доложила о том, что ею получены слабые сигналы неизвестного происхождения, которые исходили из западной оконечности Ибрийского моря. Поисковая партия направилась в район Ибрийского моря, где и обнаружила глиссер. Дженнингс был на борту. Мертвый. У него на боку зияла ножевая рана, и удивительно, что он прожил так долго. К тому времени характер бреда Штрауса весьма обеспокоил медиков. Они связались с Бюро, и двое наших людей на Луне — Феррант один из них — прибыли на корабль.