Марина Дяченко - Vita Nostra

— Ты меня слышала, Павленко. Не доводи.

Лиза смотрела Сашке в глаза. Очень быстро, как слайды, на ее лице сменили друг друга злость, удивление, смущение, и наконец промелькнул испуг.

— Чего тебе надо? — пробормотала Лиза.

— Извинись.

— Ну, извиняюсь…

В полном молчании Сашка прошла сквозь строй расступившихся однокурсников и поднялась на порог общежития.

В ноябре выпал снег. Рано утром, в полной темноте, Сашка первой выходила из общежития и, оставляя цепочку следов, бегала вокруг двора. Круг за кругом. По своим следам — как год назад.

Никто ее не заставлял. Просто она поняла, что без этих пробежек, без тишины глухого утра, без снега под ногами и облачка изо рта, ей никогда не выдержать нагрузки. Ни физической, ни моральной.

Поначалу Костя бегал с ней, но потом постепенно «отвалился». Ему было трудно вставать в такую рань, он и первые-то пары просыпал (если на них не выпадала специальность). Сашка даже радовалась: ей нужно было полное одиночество. Полная тишина и звук снега под ногами, скрипящий или хлюпающий, как повезет.

Мама все еще носила гипс на руке. Уверяла по телефону, что ничего страшного, она привыкла, палец не болит. Вместе с Валентином они прислали Сашке посылку: зимние сапоги, рейтузы, носки, даже новую куртку с меховым капюшоном. Куртка оказалась маловата.

В комнате номер двадцать один надолго воцарилась зима — Лиза не замечала Сашку, та в упор не видела Лизу. Оксана, поначалу пытавшаяся как-то их помирить, бросила бесполезные попытки и жила собственной жизнью: к ней то и дело ходили в гости девчонки из группы «Б», а иногда и парни со второго курса.

— Проходной двор, — сквозь зубы говорила Лиза, но никто ее не слышал. Что-то не сложилось у нее со съемной квартирой: то ли денег не хватило, то ли не нашлось подходящей, то ли — Сашка и такое допускала — Портнов запретил.

Однажды по дороге на почту (было воскресенье, а Сашка звонила домой раз в неделю — железно), она увидела впереди на улице Сакко и Ванцетти Фарита Коженникова и Лизу. Они шли рядом, Коженников что-то говорил. Лиза слушала, и у нее было такое лицо, что Сашке сделалось ее жалко.

Она замедлила шаг. От ноябрьской оттепели снег растаял, раскис, по мостовой бежали ручейки, как весной, на дне их ярко желтели опавшие листья.

Коженников и Лиза расстались на перекрестке перед почтой. Коженников кивнул и зашагал налево, перешел улицу и скоро скрылся за углом. Лиза стояла, прислонившись к стволу голой липы.

Сашке захотелось подойти к ней и что-то сказать. Она уже сделала шаг; большая лужа, хлюпнув, заставила ее отскочить и вернуться к действительности.

Лиза не обрадуется. Сашка ничего не может изменить; по крайней мере, пока.

Проскользнув у Павленко за спиной, она вошла в янтарно-теплое, душное помещение почты и все время, пока тянулась ее очередь к телефону, представляла, как однажды плюнет в лицо Коженникову. Как наберет полный рот слюны — и плюнет; старичок, зашедший в кабинку перед ней, уже заканчивал разговор, когда Сашка поняла — с растерянностью и неудовольствием — что тень ее ненависти к Фариту Коженникову падает и на Костю.

Сын за отца не отвечает, сказала она себе. Костя — точно такая жертва Фарита, как и она, Сашка. Он порвал и выбросил телефон отца. Тот вообще ему не отец — разве что биологически…

— Вы будете говорить или нет? — спросила девушка за стойкой.

И Сашка вошла в кабинку. Но, даже разговаривая с мамой, не могла выбросить Коженникова — и Костю — из головы.

— Ты своему не даешь, что ли? — озабоченно спросила Оксана.

Она мыла посуду на кухне. Кто бы ни свинячил — Оксана всегда мыла посуду. Бывало, швырялась кастрюлями и орала «Развели срач!», но мыла все равно. Вид жирных тарелок, горой брошенный в мойке, приводил ее в бешенство.

— Они такие гиперсексуальные в этом возрасте, — повторила Оксана, видимо, чью-то фразу. — Ты его так не удержишь, учти.

Сашка сидела над параграфом. В двадцать первой комнате было очень много Лизы, Лизиных друзей и подруг, они сидели повсюду, даже на Сашкиной кровати. Сашка не стала связываться — взяла книги и ушла на кухню, где в этот час никого не было, только Оксана мыла посуду.

За месяцы, прожитые в общежитии, Сашка научилась спать при грохоте и учиться посреди землетрясения. Слова Оксаны выбили ее из колеи. Приходилось то и дело возвращаться глазами к началу абзаца.

— Вообще ты странная, — рассуждала Оксана. Она стояла к Сашке спиной, намыливала тарелку в раковине и не слышала ничего, кроме своего голоса и журчания воды. — Тебе уже восемнадцать скоро? Весной? Пацанка. Портнов тебе автомат ставит, единственной из тридцати девяти человек. А ты зубришь, как попка, с утра до ночи. Костика уведут, он парень симпатичный, а у нас полно красивых девок. Тут и местные девочки, школьницы, очень даже ничего…

Открылась дверь. Прихрамывая, вошел одноглазый Витя — третьекурсник, по-прежнему скособоченный и странный. Трикотажные штаны пузырились на коленях, клетчатая рубашка помнила лучшие дни. На руках у него были огромные кожаные перчатки, лицо закрыто огромными темными очками. Сашка вздрогнула.

— Привет, девчонки, — просипел Витя. — Угостите чайком?

Оксана обернулась:

— Своего нет, что ли?

— Сейчас, — сказала Сашка, отодвигая книгу. Все равно сосредоточиться не получалось.

Зашипел, нагреваясь, электрический чайник. Завоняло паленой изоляцией.

— Вить, а что у тебя с руками? — спросила Сашка как бы между прочим.

Витя посмотрел на свои ладони в перчатках. Пошевелил пальцами.

— Да так… Сессия приближается, девки, зимняя сессия. Пережить бы, вот в чем вопрос.

— Пережить бы, — эхом отозвалась Сашка.

Витя наставил на нее черные стекла очков:

— Вам-то что, первый курс, гуляй и радуйся. Новый год встречай. А вот на третьем экзамен по специальности, девки.

Оксана выключила воду. Обернулась, вытирая руки и без того мокрым полотенцем:

— Что? Трудно?

Витя неопределенно покачал головой:

— Можно сказать и так… Трудно. Мы после экзамена переходим на другую базу… Кто сдаст, конечно.

— Может, там будет легче, — предположила Сашка без особой уверенности.

О том, где находится и что представляет собой «другая база», никто из первокурсников не имел понятия. Говорили, что это какой-то очень продвинутый, технически оснащенный институт с «европейским ремонтом» в общаге и компьютером на каждом столе. Говорили, что это мрачные катакомбы глубоко под землей. Говорили, что это в другом городе.

Кое-кто — Сашка сама слышала — вполне серьезно предполагал, что это на другой планете.