Райдо Витич - Код Омега

Женщине стало неуютно, неудобно отказать. Мольба тронула ее, отодвинув здравый смысл.

"Арлан сказал: я — Стесси, Стесси — я, значит то, что могла она, могу я. Где логика?"

И вздохнула:

— Попробую.

— О, принцесса! — воскликнула Карина, всплеснув ладонями в умилении и благодарности.

"Наивна, как дитя", — с укором, сродным удивлению, заметила Стася и попросила:

— Я была бы рада, если бы вы ввели меня в курс дел. Я здесь недавно, и все кажется чудным… Что слабо сказано.

— С радостью помогу вам!

— Спасибо.

— Не за что, — отмахнулась цветущая довольной улыбкой девушка и в зобу благостных чувств качнулась к женщине, обняла ее и чмокнула в щеку. — Вы прелесть!

И выпорхнула в окно так быстро, что Стася не успела ни остановить ее, ни испугаться за отчаянную скалолазку. Метнулась к окну и увидела лишь край шлейфа, что скрылся в арке далеко внизу.

"Сумасшедшая", — поджала губы: "Примечательно, что она сказала про титулы — дары. Выходит, тот, кто имеет «фамилию», имеет какую-то особенность? Я, то есть Стесси, находить людей по средством магии, конечно, чушь, каким-то иным способом. Что же может Арлан? А этот герцог?… Власть, они имеют власть над жизнями" — похолодела от догадки и поежилась, вспомнив обвинения Йохана и Николаса, когда они еще думали, что перед ними принцесса. "Плодить калек", «колдовство». Что это значило? То, что Стесси имела высокий энергопотенциал и парапсихические способности, вполне логично и не удивляет, но видно здесь не приветствуется подобный кластер хромосом и генных схем. Интересно. Даже где-то объяснимо, понять возможно, но "плодить калек"? Как это понимать?

Еще одна головоломка. Сколько можно биться о стены ребусов, голову ломать в попытке разгадать их? Причем понятно, что привычным путем здесь не ходят ни в прямом, ни в переносном смысле.

Стася села на подоконник и свесила ноги вниз, поглядывая с высоты на виднеющуюся террасу: как Карина слезла за долю секунды? Слетела, спрыгнула? Иного ответа нет, но если следовать логике дальше — она должна была, как минимум, травмироваться. Высота приличная и без страховки без ущерба для здоровья ее не преодолеть.

А если?…

Глупо.

И все же?…

Женщина смотрела то вниз, под ноги, где мерцал мрамор террасы и вился плющ по колонам арочных перекрытий, то вдаль перед собой, где сизой мягкой дымкой стелился розовый туман и словно живое существо манил ее, играя бликами, раскрашивая и без того живописные места причудливыми красками, которым не было сравнений и определений. И вопреки рассудку хотелось откликнуться и вместе с ним плыть над лесом, речкой, замком, улететь к горе, что словно сфинкс выступала из тумана. Или прыгнуть, как Карина, и проверить, что будет. Чудилось, что ничего. Но здравый смысл карал картинами плачевных последствий. Они, как тень, мелькнули и погасли, потерянные в остром желании полета и ощущении его, свободы и красоте полета над красотами природы.

Стася засмеялась и… сама не поняла, как полетела. Показалась себе легкой, как перо, и ринулась не вниз, как камень, а как листик, гонимый ветром, робко скользящий вниз не по прямой, а покачиваясь, несмело скользя то вправо, то влево. То ли минута, то ли вечность прошли, а она не приземлилась. Нежилась в воздухе, как на перине, и с замираньем сердца пыталась справиться с собой, с тем сонмом чувств, что ее обуяли. Страх и покой, восторг и удивление, неверие и счастье, все вместе и по отдельности — такого с ней не приключалось. В какой-то момент ей подумалось, что это невозможно, не с ней и не она. Ненормально.

И рухнула на плиты, пребольно ушиблась.

Поморщилась, с трудом поднимаясь, и замерла, обдумывая произошедшее.

Что было? Она парила — хоть как, хоть с какой стороны заходи, иного нет определенья. Но как такое может быть? Кир был прав: в составе здешнего воздуха что-то не то? Если он насыщен гелием — парение возможно, но он не влияет на мгновенное испарение мертвой плоти, что Стася видела не раз. Слабое земное притяжение? Тогда б парили все, и дышать было бы трудно. Нет, это вовсе фантастика.

Что же тогда произошло?… И как вновь повторить восхитительное чувство легкости, полета без ограничений? Свободы, что вскружила голову ей вмиг?

— Не рано? — рука Арлана скользнула на талию, обнимая женщину. Взгляд в сторону бора, но будто на нее.

"Откуда он взялся?"

— Я не уходил, — заверил, заглянув ей в глаза.

"И видел Карину?"

— Надеюсь, ты не собираешься пойти стопами своей не лучшей половины? — шепнул, качнувшись к уху.

— Нехорошо подсматривать, подслушивать, — попеняла, ощетинившись. — Подло. Или для тебя норма?

Мужчина серьезно и даже строго смотрел на нее и молчал, но между тем она слышала все его чувства и точно знала, что они означают, что бы он ни думал, ни говорил, но что ощущал, что выдавал глазами, теплой кожей, поворотом головы, взмахом ресниц.

"Глупышка. Дитя несмышленое, ты не понимаешь, что говоришь. Как можно не услышать, не увидеть как поет ветер, как в кустах. За много миль отсюда запутался скворец, как стонет скошенная косой крестьян трава, как смеется облако над головой? Подглядывать? Я зряч и вижу. Подслушивать? К чему мне слуха лишаться?"

Стася качнулась и рухнула бы, не поддержи ее Арлан:

— Невозможно, — прошептала. Догадка, простая и горькая, мелькнула и одарила ее ознобом. Неверие пришло на смену и одарило сомнениями, страхами, непониманьем.

Николас молчал. Смотрел, сочувствуя и успокаивая, но не подтверждал, не опровергал ее догадку.

— Я?… Нет, — качнула головой, а в душе крик — молчи, не может быть, не верю!

Ее затрясло так, что Арлан еле успокоил. Прижал к себе и зашептал, гоня озноб своим жаром:

— Какая разница? Ведь я с тобой, а ты со мной. И что нужно людям, если разобраться? Тебе, мне, той же Карине? Чего ты испугалась, любовь моя? Страшнее нет одной быть, остальное ерунда. Ты здесь не одинока, его здесь вовсе нет. Тоска с ним, здесь же покой и нега. Пройдет все, минет, как года, как вспышка молнии мелькнет, погаснет, а мы останемся, как многие, кто вместе, любим и любит. Не мучайся, пройдет все, минет, ты забудешь, что такое страх, а без него познаешь ты свободу, себя, что спрятано внутри, томилось в пути от истока к истоку, от себя к себе. Исток не вспышка сверхновой, не черная дыра, не планета и не вакуум, это мы. Души, люди, чувствующие существа. Мы то поле, которое манит и не дается, мы создаем его, питаем. Здесь, там — одно.

Исток того мира, из которого ты пришла — наш, не вы свой мир создали — мы. Это не желание возвеличиться — необходимость и закономерность. Факт, как факт, что и мы были созданы, и тоже, как и вы, не только являемся началом, но продолжением. Нельзя точно определить что первое, а что второе. Возможно только лишь в одном отрезке, одной плоскости, и то с трудом. Слишком велико многообразие создаваемых истоком — полем миров и жизней. Процесс неповторим и вечен. Ни на минуту, ни на миг не прекращается работа. И тот познает вечный двигатель, кто познает исток.