Роберт Силверберг - Умирающий изнутри

Молодой, динамичный, красивый, друг Симона де Бовуара. Я приду с Карлом.

Там будет много народу. Он всегда приглашает самых интересных людей.

– Симон де Бовуар? Они там будут?

– Нет, глупыш, не они. Но ты не пожалеешь. Клод дает лучшие вечера.

Блестящие комбинации людей.

– Мне он кажется вампиром.

– Он дает так же, как и берет, Дэйв. Он особенно просил меня пригласить тебя.

– Откуда он вообще меня знает?

– Через меня, – ответила она. – Я рассказывала о тебе. Он смертельно хочет с тобой познакомиться.

– Я не люблю вечеринки.

– Дэйв…

Я слышу в ее голосе предупреждение. Я не расположен спорить прямо сейчас.

– Ладно, – говорю я вздыхая. – В субботу вечером. Дай мне адрес.

"Почему я так податлив? Зачем позволяю Юдифь манипулировать мной?

Может, я так строю свою любовь к ней через эти капитуляции?"

Четверг. Я делаю два параграфа для Йайа Лумумбы. Очень опасаюсь его реакции на то, что пишу для него. Он может этого просто не вынести. Если я когда-нибудь закончу. Я должен закончить. Я еще никогда не пропускал установленного срока. Не осмеливаюсь. После обеда. Я прогуливаюсь до книжного магазина на 230-й улице. Мне нужен свежий воздух и я, как обычно, хочу посмотреть, что появилось новенького со времени моего последнего посещения, три дня назад. Привычно покупаю несколько изданий – антология второстепенных поэтов-метафизиков, «Беги, кролик, беги» Апдайка и тяжелый труд по антропологии Леви-Штрауса, описывающий некое амазонское племя, который я никогда не собирался читать. За кассой появилась новенькая: девушка 19-20 лет, бледненькая блондинка в белой шелковой блузке, короткой клетчатой юбке и с безразличной улыбкой. Может и привлекательная на чей-то незанятой взгляд. Меня же она вовсе не заинтересовала, ни сексуально, никак, и хотя я представил, как заваливаю ее – ничто человеческое мне не чуждо, – то, что я вторгся в ее разум было лишь мимолетной прихотью. Не буду судить ее за поверхностность. Я вошел в нее легко и погружался все глубже, минуя тривиальные верхние слои, устремляясь к самому ее естеству.

О! Какая внезапная вспышка общности, душа к душе. Она пылает. Она излучает огонь. Она идет ко мне с живостью и полнотой, которая потрясает меня, подобное столь редко случается со мной. Исчезает тупой надоевший манекен.

Я вижу ее всю целиком, ее мечты, фантазии, желания, любовь, восторги (неудачное совокупление прошлой ночью и оставшееся после него чувство вины и стыда), всю кипящую, рвущуюся, мятежную человеческую душу. За последние полгода я только однажды испытал подобное потрясение – в тот ужасный день контакта с Йайа Лумумбой на ступеньках Нижней Библиотеки. И когда я вспоминаю тот горький опыт, во мне что-то переключается и происходит то же самое. Падает темный занавес. Я отключился. Я теряю контакт с ее сознанием. Тишина, эта ужасная ментальная тишина, обрушивается на меня. Я стою, окаменев, снова одинокий и напуганный, руки начинают дрожать, я роняю сдачу и она взволнованно спрашивает:

– Сэр? Да, сэр? – Ее нежный девичий голосок звучит, как флейта.

Пятница. Просыпаюсь с болью и жесткой лихорадкой. Несомненно психосоматическая атака. Рассерженный, ожесточенный разум безжалостно истязает беззащитное тело. За ознобом следует жар, затем снова озноб.

Безвольная упаковка. Я чувствую себя опустошенным. Голова набита соломой.

Увы! Работать я не могу. Нацарапав несколько псевдо-лумумбских строк, я отбрасываю листок прочь. Устал как собака. Ну что же, хороший повод отказаться от этой глупой вечеринки. Я читаю своих второстепенных метафизиков. Некоторые из них не такие уж незначительные. Трагерн, Крэшоу, Уильям Картрайт. Например, Трагерн:

Чистые врожденные Силы, поглощаемые коррупцией, Как прекраснейшее Стекло, Или начищенная Медь, Скоро сами в воображаемых одеждах Божественные Впечатления, когда они пришли, Быстро вошли, и Душа запылала.

Это не предмет, но Свет,

Он создает Небеса: яснеет Взор.

Верность

Нисходит лишь к тем, кто видит.

После этого снова поднимаюсь. Чувствую себя немного лучше. Нужно позвонить Юдифь. Пусть приготовит мне куриный бульон. Ой-вей! Увы мне! Вэй из мир!

Суббота. Я оживаю без помощи куриного бульона и решаю идти на вечеринку. Увы мне. Помни, помни, шестое ноября. Зачем Дэвид разрешил Юдифь вытащить его из берлоги? Бесконечная поездка на метро в центр; запах вина добавляет особый аромат к обычному путешествию в Манхэттен. Наконец знакомая станция, Коламбия. Нужно пройти несколько кварталов, поеживаясь от холода. Я не слишком хорошо одет для такой зимней погоды. Вот я уже приближаюсь к огромному старому дому на углу Риверсайд-драйв и 112-й улицы, где и живет Клод Германт. Заколебавшись, я стою на улице. Холодный ветер безжалостно хлещет меня. В парке кружатся мертвые листья. Внутри меня встречают проницательные глаза швейцара.

– Профессор Германт, – говорю я.

Он тычет вверх большим пальцем:

– Седьмой этаж, 7-Г, – он рукой указывает дорогу к лифту.

Я опоздал, уже почти десять часов. Поднимаюсь вверх в ветхой кабине, крак, крак, крак, – дверь лифта открывается, шелковый плакат в коридоре объясняет дорогу в логово Германта. Но плакат не нужен. Потрясающий шум слева подсказывает мне, где развертывается действие. Я звоню. Жду. Ничего.

Звоню снова. Там слишком шумно, меня не слышат. О, если бы я мог передавать мысли, а не только принимать! Я бы объявил о своем появлении громоподобным возгласом. Звоню еще, более настойчиво. А! Да! Дверь открывается. Маленькая темноволосая девушка, на вид еще школьница, одетая в какое-то оранжевое сари, которое оставляет ее правую грудь – маленькую голой. Нагота в моде. Она весело улыбается.

– Заходи, заходи!

Внутри толпа. Восемьдесят, девяносто, сто человек, все в безумных нарядах, собравшись группами по восемь-десять человек, кричат друг другу нечто глубокомысленное. Те, кто не занят коктейлями, курят трубки, ритуально всасывая воздух и покашливая. Не успел я снять пальто, как кто-то засунул мне в рот трубку с мундштуком слоновой кости:

– Великолепный гашиш, – объяснил он. – Прямо из Дамаска. Давай, парень, затянись!

Я волей-неволей втянул дым и немедленно ощутил эффект. Я подмигнул.

– Да, – кричит мой благодетель. – Он затуманивает мозги, точно?

В этой толпе мой разум, перегруженный сигналами, и так уже помутился, обкуренный марихуаной. Кажется, моя сила работает сегодня с довольно высокой интенсивностью. Правда, не слишком различая индивидуальности, я невольно погружаюсь, словно в густой суп, в хаос сливающихся мыслей.

Темное дело. Трубка и человек исчезают и я, спотыкаясь, пробираюсь в комнату, сплошь заставленную набитыми до отказа книжными шкафами. Я ловлю взгляд только что заметившей меня Юдифь и ко мне протягивается прямая линия контакта, вначале непостижимо живая, ясная, потом прерывистая и переходящая в какое-то бормотание: брат, любовь, боль, страх, общие воспоминания, прощение, забвение, ненависть, враждебность, мерзость. Брат.