Марина Наумова - Констрикторы

Жил-был коллекционер. Не совсем обычный - это был коллекционер без коллекции. Он мечтал о ней, собирал мысленно, видел во снах, грезил наяву, но оказался способным на практике приобрести всего две вазы - да и то благодаря нескольким годам полуголодного нищенского существования.

Любопытные вещи делает с человеком страсть - лишившись всего здоровья (поскольку природа никому еще не позволила безнаказанно голодать по собственной воле), семьи (какая же женщина выдержала бы жизнь с таким сумасшедшим), уважения друзей - одних из-за того, что он вообще избрал себе в жизни такую нелепую цель, других - потому что так и не смог сопоставить себе настоящей коллекции, застрял на полдороги, - этот человек считал себя самым богатым на Земле и, может не только на ней.

Как только рабочий день заканчивался, он бегом спешил домой, чтобы вытащить свое сокровище, поставить его в центре комнаты и сесть рядом, восторженно и заворожено вглядываясь в путаные завитки узоров. При этом, как свидетельствовали соседи, выражение его лица становилось столь блаженным, что любой сказал бы - вот человек, знающий, что есть счастье.

Красоту сложно видеть и понимать - редко она бывает на все сто процентов бесспорной. Разве что у признанных шедевров не понимающих их истинной ценности станет делать вид, что так же восхищен, как и знатоки, и хотя большинство людей хотя бы понаслышке знали, что китайские вазы есть предмет коллекционный а, стало быть, уважаемый, мало кто понимал суть невероятного поклонения перед обычной - если вдуматься - посудиной. Ну ваза. Ну - красивая. Мало ли в свете красивых ваз? Было бы из-за чего тут калечить собственную жизнь...

Да, никто не понимал этого человека, даже собратья по страсти. В большинстве своем коллекционеры - люди достаточно состоятельные, тем более те их них, что избрали своей страстью не марки или а предметы изначально не дешевые. Мало среди них осталось искренних бескорыстных энтузиастов все так же недоумевали по поводу "чока" своего неудавшегося коллеги. Нет денег - за коллекционирование китайских ваз не берись. Коллекция - это ведь не только качество, а и количество, вечно растущее, вечно обновляющееся... В погоне за ним не до любования одним из предметов (пусть даже - двумя или тремя). Да, кто из них не восхищался тем или иным ценным приобретением, иные предметы и у маститых коллекционеров вызывали нежные чувства - но никто из них не стал бы столь безраздельно отдавать себя коллекции-недоделке, коллекции-уроду, недоколлекции - мало ли какие обидные прозвища ей еще можно еще придумать.

Он видел в своем сокровище не вложение денег, не воплощение престижа - красоту, и жил ею, превращая свое любование вазой в особое таинство.

Когда грянул гром, по улицам зашагали душители, а толпы начали громить магазины, превращая в руины торговый центр города, ужаснувшись творимым кругом разгромом, чудак подхватил свою вазу, сунул вторую в наплечный мешок и покинул свою нищенскую чердачную комнатку. Он не думал о своем спасении - то, что его жизни что-то угрожает прошло мимо его сознания.

Ваза. Ваза, которую могут разбить взбесившиеся варвары - вот что единственно волновало его, когда он осторожно вливался в тянувшийся к лесу людской поток. Лишь о ней он думал, когда то спереди, то сзади, то сбоку раздавались крики, и людская река круто поворачивала в сторону от обозначенной им трагедии. Общий поток вихлял - чудак нес свою вазу по прямой, только изредка уступая особо мощному движению, чтобы то не смело его на своем пути ненароком.

Он шел пока не наткнулся на колючую проволоку.

То, как он отреагировал на нее было уже описано выше. Он сидел и думал о том, что здесь во всяком случае для вазы будет безопасней. Даже если пойдет дождь - она в худшем случае намокнет, но зато никакой сумасшедший не броситься ее разбивать.

Он ошибся, но быстро понял это сам: как только шум вокруг стал угрожающим, чудак подхватил свое сокровище и поволок его обратно в лес.

Вот здесь, - думал он, пробиваясь между стволами деревьев, - мне и в самом деле будет безопасней. Диким зверям не нужны вазы..."

Диким зверям вазы были не нужны хотя бы потому, что все они или сидели в зоопарке или давным-давно превратились в шкуры. Чудак этого не знал, как не знал многого другого - например, кто у власти в той стране, в которой он живет, как называется эта страна, чем она была в прошлом и чем может стать в будущем.

Зато он знал всю биографию синей китайской вазы.

В какой-то момент чудаку навстречу попался констриктор. Посмотрел на него, понюхал воздух, пощупал вазу окровавленными лапами, и прошел мимо.

Констрикторы предпочитали душить людей, а этот чудак был слишком уж для этого странным.

Так он и шел, сам не зная куда.

Люди шарахались от него, принимая за констриктора.

Констрикторы обходили его стороной, принимая совсем уж не ведомо за кого. Ну а диких зверей, как уже было сказано, в лесах не водилось. Так он и шел, так он и шел...

Ваза медленно плыла над многолетним слоем хвои, над трилистниками кислицы, над мелким, выжженным солнцем черничником. На нее смотрела пара влюбленных глаз.

Больше эти глаза не умели видеть ничего, и потому в них поблескивал счастливый огонь.

...вне общей беды, вне времени, вне жизни.

22

Пожар возник незаметно, и даже когда его языки начали подниматься над домами, ни в одной из пожарных станций не прозвучал сигнал тревоги. Где-то констриктор придушил хлопотавшую у плиты хозяйку, кто-то оставил бесхозный включенный утюг... падали на ковры тлеющие сигареты, высыпались искры из каминов, попорченных во время сражений... Над всем этим плыл ставший невидимым газ, и под его дыханием крошечные язычки пламени набирали силу, крошечные искорки превращались в маленькие костры, которые не долго медля тянулись друг к другу, сливались и с новым порывом белесоватого ветра расцветали все пышнее, обрушиваясь на стены домов и на все, что могло послужить им пищей.

Пылали пригородные заборы. С надрывным гудением огненные вихри выплясывали дикий танец над химическим заводом. Их обрывки сыпались на неловко подставившиеся огню крыши, и те в свою очередь вспыхивали разнося огонь по всему пригороду, добираясь до первых многоэтажек и протягивая алые и рыжеватые щупальца в сторону центра.

Да, бедствия - компанейские товарищи...

- Пить... - голосок был слаб и еле различим: в первый момент и Анне и Альбине показалось, что он только послышался.

Они переглянулись, затем, не сговариваясь, посмотрели на задремавшего возле стола "тихого". В комнате стало тихо, где-то тикали часы.

- Пить...

Бледные тонкие губы ребенка шевельнулись и сжались.