Андрей Имранов - Антитезис

— При упоминании слова «шут» мы обычно представляем Европу средних веков и размалеванного клоуна в шапочке с бубенцами. Роль шута, на первый взгляд, представляется довольно простой — смешить, разгонять скуку и вообще — всячески развлекать своих господ. Но, при более пристальном взгляде, фигура шута становится более значительной. Во многих сказаниях и историях шут является довольно зловещим персонажем, по могущественности стоящим чуть ли не сразу после короля. Для лучшего понимания этого парадокса обратимся к исследованиям профессора Вордсворта, наблюдавшего за поведением обезьян.

— Хорошо, — сказал Геннадий, сказал негромко, но Сазонов сразу прервался и обернулся.

— Что?

— Очень хорошо, — благосклонно кивнул Геннадий, — продолжайте.

— Ну так вот, обезьяны, — Сазонов переложил листок, — как выяснилось, у некоторых высокоорганизованных приматов в стае имеются шуты, в иерархии стаи занимающие довольно высокое положение. Занимаются они тем же, что и человеческие шуты — смешат вожака стаи. Но главная их роль — своевременно выявлять претендентов на место вожака и способствовать их подавлению.

— Каким же образом? — заинтересованно спросил Сомов.

— Высмеиванием. У обезьян это происходит предельно просто — шут кидается в возможных соперников вожака собственными э-э… экскрементами, что вызывает смех всех обезьян, кроме собственно той, в которую кинули. Осмеянному претенденту остается только либо засмеяться вместе со всеми, подтвердив свою подчиненную позицию, либо попытаться отомстить обидчику. Но второй вариант, как правило, обречен на провал — за шута вступается не только вожак, но и вообще вся стая, сплоченная недавним смехом. Избитый претендент опускается на социальное дно, либо вообще изгоняется из стаи. Если теперь снова посмотреть на человеческое общество, то становится ясна важность этой роли как в средние века, так, собственно, и сегодня.

— Сегодня? — удивленно спросил Сомов, — так-так, об этом подробнее. Сегодня не то, что шутов, королей-то — раз-два и обчелся.

— Д-да, конечно… но социальная роль шута продолжает оставаться востребованной, хотя и не такой значимой, как раньше. Собственно, практически на любом неофициальном сборище можно заметить людей, избравших для себя эту социальную роль. Методы действия те же — выбрать кого-нибудь и, поставив его в неудобное положение, осмеять перед всеми. Шутки могут быть вполне безобидными или, наоборот, довольно жестокими; но цель одна — привлечь внимание вожака. Потому что начальство, как правило, таких людей ценит и приближает.

— Немножко примитивно, не находите? Что же, хотите сказать, такой шут в любой компании ищет вожака, чтобы примазаться к нему?

— Наверное… — студент замялся, — вообще-то необязательно, но не так-то просто сменить однажды взятую роль и человек продолжает действовать по привычной схеме в любой ситуации, даже если в какой-то компании он и не собирается ни к кому э-э… «примазываться».

— Ну ладно. А почему же сегодня эта роль не так значима?

— Потому что она наиболее востребована в группах с жесткой иерархией и авторитарным управлением. Сегодня такая модель не настолько популярна, как, хотя бы в прошлом веке.

— Понятно. Это все?

— Не совсем… я хотел подробнее на современности остановиться, на масс-медиа и…

— А по социальной роли у вас еще есть что добавить?

— Нет… вроде.

— Ясно. Четверка с минусом. Вы совершенно упустили из виду роль шута как элемента обратной связи в авторитарных институтах власти. Шуту позволялась критика принципала, совершенно недопустимая для остальных. И это слегка компенсировало снижение эффективности управленческих решений, совершенно неизбежное в структурах с жесткой иерархией. Почитайте, хотя бы, «Графиню де Монсоро», что ли.

Сомов встал и повернулся к аудитории.

— Перерыв. Увидимся через пять минут.

Спустился с кафедры и быстро вышел за дверь. Аудитория зашумела, зашевелилась. Дима искоса понаблюдал за студентами, но никто не обращал на него внимания. Лукшин пожал плечами и достал телефон.

Он успел сложить два пасьянса, когда кто-то негромко окликнул его по имени. Дима поднял голову и увидел заглядывающего в дверь улыбающегося широколицего мужика с короткой стрижкой.

— Привет, — сказал он радостно.

— Привет, — согласился Дима, неуверенно улыбаясь. Лицо мужика было ему очень знакомо, но, хоть убей, он не мог припомнить, при каких обстоятельствах они встречались.

— Выходь, — мужик мотнул головой и отступил в коридор.

Дима посмотрел по сторонам, почесал затылок. Сам не понимая, зачем и для кого, сказал вслух: «Я на секунду», выбрался из-за стола и вышел в коридор.

— Здоров, чертяка! — давешний мужик никуда не делся, стоял сразу за дверью, и, стоило Лукшину выйти, накинулся на него с объятиями, — сто лет тебя не видел! Как дела? Чем живешь-дышишь?

— Э…, — сказал Дима, изо всех сил напрягая память, — нормально все, в общем. Сижу вот, лекцию слушаю…

— Да ну? — мужик так удивился, словно ему и в голову не приходило, чем могут заниматься люди в аудитории университета, — на второе высшее, что ли, идешь? А мне как Настена сказала, что тебя видела, так я и не поверил. Ан нет, гляжу — ты.

Упомянутое имя тут же потащило в голове у Димы цепочку ассоциаций и он по-новому посмотрел на улыбающееся лицо своего собеседника. И тоже расплылся в улыбке.

— Андрюха! Блин, я ж тебя не узнал! Смотрю, лицо знакомое, а кто такой — никак не вспомню. Богатым будешь, не иначе.

— Давно пора, — серьезно кивнул Андрей.

— А Коробова тоже здесь, что ли?

— Да практически вся наша команда здесь, только тебя да Гарика нет. Ну, Гарик теперь большой человек, ему не до нас, а вот про тебя…

— Погоди-погоди, — Дима нахмурился, — вся команда? А что вы тут делаете-то? Учитесь?

— Вот еще! — Андрей фыркнул, — мы свое отучились уже, хватит. Офис тут у нас.

— У вас?

— Именно что у нас, — гордо сказал Андрей и подмигнул, — продолжаем славные традиции «Ночного экспресса».

Дима слегка смутился, как привык делать, когда кто-то произносил вслух это словосочетание.

— Как это — продолжаете? — спросил он, глядя в сторону, — Лося… Лосева же убили?

— И что с того? — оскорбился Андрей, — Мы и сами с усами. У нас уже тираж сто тысяч, между прочим! А со следующего месяца в глянце выходить будем! Да что я тебе говорю, пошли, сам посмотришь.

Андрей обхватил Диму за плечи и потащил в сторону. Лукшин вырвался.

— Подожди… не сейчас. У меня лекция.

— Ты че — больной!? Какая лекция? Да хоть экзамен, твою мать! Сто лет не виделись! Тебе что дороже — какая-то лекция сраная или друзья?