Владимир Михановский - Тайна одной лаборатории

Прежде чем двинуться к Главному алардианину, можно было попытаться вступить с ним в контакт с помощью радио. Но люди, обсудив, отвергли эту мысль, так как слишком мало ещё было общих сигналов у алардиан и землян, и поэтому тревожное сообщение людей могло быть истолковано превратно.

Новмар Тын пытался экономить силы, «подленивался», как сказал бы человек, и капитану Голубничему приходилось подгонять нерадивого робота, легонько ударяя его по головной антенне.

Владимир Сибиряков ещё не оправился окончательно после долгих лет своего необычайного заточения в штурманском отсеке «Всплеска» на неприветливой поверхности планеты Аларди. Организм его был истощён однообразной пищей: хлорелла, хлорелла и хлорелла, готовые брикеты которой подавал — спасибо ему! — старый друг — биостат. Иногда — особенно часто в последние месяцы перед прилётом «Каравеллы» — у Владимира бывали приступы отчаянной слабости, в глазах темнело и руки становились бессильными, как плети. Отец и капитан Голубничий настаивали, чтобы Владимир не шёл в последнюю, самую длительную вылазку на поверхность Аларди, а остался на корабле. Но Владимир сумел настоять на своём.

И вот теперь, во время скачки на роботах, Владимир почувствовал вдруг, как тело его медленно наливается какой-то странной тяжестью. Неужели приступ? Как не вовремя!.. Владимир крепче ухватился за щупальца размеренно скачущего Энквена, стараясь не свалиться на ходу. Но непонятное онемение не проходило, — наоборот, оно продолжало неумолимо наползать.

Через некоторое время Владимиру показалось, что Энквен скачет гораздо тяжелее, чем раньше.

В этот миг в наушниках Владимира, запрятанных глубоко в шлемофоне, что-то щёлкнуло.

— Гравитация резко возрастает, — сообщил сухой голос Васпета.

«Вот в чём дело! Это обычная тяжесть», — догадался Владимир. — «Но откуда она здесь, на Аларди?»

Капитан Владимир давно уже отвык от ощущений, связанных с силой тяжести. Как тосковал он по ней в первые месяцы на Аларди! Как мечталось ему, чтобы циркуль, выроненный из рук, вдруг со стуком упал на пол! Но нет, он опускался медленно и плавно, будто издеваясь над капитаном. Но годы шли, и постепенно организм Владимира приспособился к почти полному отсутствию тяжести на Аларди. Теперь Владимиру не казалось уже странным, что вода, вылитая из мензурки, не текла струёй на пол, а собиралась предварительно в сплюснутый колеблющийся шар, который медленно затем опускался…

Между тем тяжесть продолжала возрастать. Её ощущали уже все люди, не говоря о роботах.

— Какова тяжесть, Энквен? — спросил капитан Голубничий робота, который был снабжён соответствующим измерителем.

— Около двух земных, — последовал ответ.

«Около двух земных», — мысленно повторил Владимир. Голова была настолько тяжёлой, что он уже не мог оторвать её от тёплой упругой поверхности тела робота.

— До места назначения всего двенадцать километров, — прозвучал голос капитана Голубничего. — В окрестности того места, где находится Главный алардианин, сила притяжения ничтожно мала. Значит, мы попали в ограниченную полосу повышенной тяжести, из которой необходимо как можно скорее вырваться.

— Энквен, откуда здесь повышенная тяжесть? — спросил Васпет. Со многими неясными и трудными вопросами роботы привыкли обращаться к Энквену, обладателю отличной памяти и неплохой логической схемы. Владимир прислушался: ему интересно было, что скажет Энквен, но ответа не последовало — вместо того, чтобы отвечать «не знаю», робот предпочитал просто промолчать. Эта привычка перешла к Энквену ещё от человека-воспитателя в Зелёном городке.

С каждым метром продвигаться вперёд становилось всё труднее. Роботы с прыжков давно уже перешли на шаг, с огромным усилием передвигая щупальца, гнущиеся под тяжестью.

— Дальше двигаться немыслимо, — пробормотал штурман, с трудом ворочая пудовым языком. Он лежал плашмя на широкой шаровой спине Васпета, чувствуя, что не может пошевелить рукой.

Стрелки приборов давно уже перескочили за красную аварийную черту, показывающую предел, за которым шла зона, опасная для человеческого организма.

Маленький караван остановился. Это произошло не по чьему-нибудь приказанию, а стихийно: идти дальше не было никакой возможности. Страшная тяжесть прижала роботов с их ношей к поверхности Аларди.

Но, конечно, роботам было легче переносить повышенную тяжесть, чем людям.

За несколько минут Владимир почувствовал, что взмок под космоскафандром до нитки, будто проделал большую физическую работу.

Вероятно, и остальные чувствовали себя не лучше, но никто не говорил об этом вслух.

Тяжесть непрерывно возрастала. Измученным людям казалось, что это предел, что большая тяжесть немыслима, но уже в следующую минуту они с ужасом убеждались, что это не так…

Вскоре и роботы, подогнув щупальца, тяжело опустились на холодный алардианский песок. Чудовищное тяготение превысило силу их синтетических мышц из элопластика.

По распоряжению капитана Голубничего люди легли навзничь, раскинув руки: так легче было переносить безумную тяжесть.

Короткая алардианская ночь близилась к концу. Вдали, на бледной линии горизонта, уже угадывалось алое искусственное солнце. Ещё минута — и тёмно-багровые потоки хлынут, затопляя всё вокруг.

Первым потерял сознание Владимир. Скосив глаза, штурман увидел, как враз побледнело лицо Владимира под прозрачным шлемофоном. Алексей Николаевич изо всех сил рванулся к сыну, но тяготение цепко держало его в своих железных объятиях: штурман сумел лишь немного сдвинуться, оставив на песке глубокую борозду.

— Володя, — позвал штурман негромко, с трудом ворочая пудовым языком.

Энквен наблюдал эту сцену, бессильный чем-либо помочь. Конструкторы Зелёного городка не предусмотрели, что их питомец сможет попасть в подобные условия. Что ж! Это, в конце-концов, естественно — нельзя же предусмотреть всего. И одна из целей космической экспедиции — выяснить, каковы конструктивные недостатки очередной партии роботов, выпущенных институтом. Выяснить для того чтобы после возвращения звёздного корабля приступить к исправлению этих недостатков. После возвращения… Однако бывает и так, что из полёта корабль не возвращается…

Неимоверным усилием воли штурман заставил себя двигаться. Миллиметр за миллиметром продвигался он к распростёртому телу сына. Но силы борющихся сторон были слишком неравны. Руки штурмана, подобно клешням краба, загребали песок, а сам он почти не двигался. Когда до Владимира оставалось не более метра, штурман почувствовал, что теряет сознание. В глазах запрыгали чёрные круги. Сердце медленно, с перебоями гнало тяжёлую, как ртуть, кровь.