Евгений Прошкин - Слой Ноль

– Слышь, взрослый? – сказала она холодно. – Я тебе сейчас яйца вырву. И воробьям кину. Пусть смеются.

Юрий растерянно отшатнулся и заметил, что Виктор берет со стола нож.

– Шустрова! – заорал он. – Ты кого себе вырастила? Бандита какого-то вырастила!

Отложив нож, Мухин налил Люде компота и протянул вазочку с хлебом. Через мгновение в комнату влетела мать – в забрызганном фартуке и недомытой тарелкой в руках. У нее за спиной маячила пьяненька подруга.

– Юр, что случилось-то?..

Виктор и Люда безмятежно кушали оливье.

– Молодцы, дети, молодцы, – растрогалась мама. – Витенька, покорми Людочку как следует, ей же уходить скоро.

– Скоро, – подтвердил Мухин.

– Шустрова! Твой Витька с ножиком на меня бросался!

– Юр, ну что ты… Ты бы со всеми на улицу… подышал бы.

– Да я как стекло, Шустрова! Ножик видишь? Вот с ним он и бросался! И в ванной он еще с этой… с невестой своей… Надо еще прове-ерить, что они там!..

– Глохни, падаль… – процедил Мухин. – В натуре ведь кастрирую.

– Все, я ухожу, – сказала Люда.

– Я с тобой.

Виктор прорвался мимо ошарашенной матери и быстро переобулся. Он подозревал, что все закончится либо так, либо еще хуже. Он слишком отвык быть чьим-то сыном. Он давно уже был не сын, а просто Витя Мухин – сам по себе. Он только жалел, что перед уходом не увидит отца, не попрощается так, как хотел бы попрощаться. Но батя ушел за водкой для Юрия и других оглоедов.

– Людочку проводи, и сразу же домой, – сказала мать строго и многозначительно.

– Я сейчас вернусь, – ответил Мухин, плотно закрывая дверь. – Тебе не кажется, что нас здесь уже не должно быть? – спросил он у Люды.

– Кажется, – мрачно ответила она. – Уже минут пятнадцать, как не должно. Подождем еще.

– А потом?

– Потом… – Она грустно посмотрела на сырое пятно возле лифта и на закопченный какими-то умельцами потолок. – Потом мы будем здесь жить. Наверно, это что-то там… что-то с нашими телами. Значит, мы остались в этом слое.

– Подождем еще немного… – сказал Виктор. – А Сан Саныч?.. Шибанов?..

– Здесь они не те. Мы два года друг искали. Два года, чтоб собраться в одном слое…

– А таблетки?

– Нас ведь и без таблеток иногда перекидывает.

Внизу, скрипнув пружиной, грохнуло парадное. Зазвучали какие-то возбужденные голоса, среди которых Мухин расслышал и отцовский. Только теперь он не знал, радоваться ему своей задержке, или огорчаться. Настоящий смысл Людиных слов дошел до него не сразу, а спустя пару секунд. И этот смысл был пугающе прост: не нравится жизнь – умри.

Лифт был занят, и они направились по лестнице пешком. Навстречу, благо третий этаж – не десятый, поднимались посвежевшие гости. Виктор, почти не различая лиц, каждому что-то рассеянно объяснял, а сам не переставал искать отца.

Папа, отягощенный хозяйственной сумкой, шел позади и толковал с каким-то мужчиной. В сегодняшнем сабантуе это был персонаж новый. Мухин почувствовал, что тонкая ладошка из его руки медленно выскальзывает.

Людмила остановилась и, привалившись к стене, захлопала ресницами. Виктор снова посмотрел на отца – ничего особенного…

– Он…

– Что?

– Он… – выдавила Люда и показала пальцем на батиного спутника.

Мужчина выглядел лет на пятьдесят – вероятно, тоже из сокурсников. У него был по-американски твердый подбородок и какие-то неприкаянные, беззащитные глаза.

– Привет, ребята, – добродушно сказал незнакомец.

– Он… – в третий раз молвила Люда. – Это Борис…

Глава 14

– Курочки у меня хорошенькие, кролей сотня с лишком, этой весной еще поросят завел… – хвастал Борис, и все почему-то верили.

Ногти у него были холеные, как у дантиста, да и лицо для деревенского жителя казалось бледноватым, но врал он, надо признать, складно. В основном – про Дальний Восток, путину и водолазные работы.

Виктор и Люда, как порядочные дети, толклись рядом и слушали. Борис изредка косился в их сторону и будто говорил взглядом: «Сейчас, ребята, сейчас. Еще пару телег прогоню, и займемся делом».

Для того чтоб нормально вернуться домой, Мухину пришлось извиняться и перед матерью, и перед Юрием. Вроде, утряслось – списали на переходный возраст и временное помутнение. Людмила чмокнула старого похабника в щеку – за это он вынес из ванной пустую бутылку и приобщил ее к длинной шеренге под столом. Мама с присутствием чужой девушки постепенно смирилась и уже раздумывала, как бы ее половчей припахать на кухне.

Наконец Борису надоело трепаться, и он, взяв портфель из кожзаменителя, магическим жестом открыл замочки.

– Внимание!.. – Он эффектно извлек на свет два литровых пузыря, беленький и красненький. – Але-оп! Собственного разлива. Такого, господа, вы еще не пробовали.

– Самогон? – спросила мать.

– Дамам предлагается наливочка. Сливовая, по старинному рецепту. Я с одним дедушкой шифером поделился, а он мне – технологию приготовления. Способствует омолаживанию организма и восстановлению некоторых функций, – игриво сообщил Борис, – в том числе и тех, что были ему несвойственны даже в юности. Отказ, товарищи, приравнивается к саботажу.

Мухина от этого словоблудия уже подташнивало, но Люда подавала ему знаки, чтоб сидел тихо и не возникал.

– Я наливочки выпью, – сказал, почесав ухо, Юрий.

– Не переживай, здесь те же вещества, но в большей концентрации, – заверил Борис, трогая беленькую. Он набулькал каждому по рюмке, не забыв и о матери с двумя ее подругами. – Пьем!

Чокнулись и выпили.

Борис замер с загадочным видом, давая понять, что говорить ничего не надо, а надо следить за ощущениями. Все начали закатывать глаза и причмокивать, оценивая вкус, букет, жесткость воды и, возможно, что-то еще. Вскоре одна из маминых подруг схватилась за стул и не очень уверенно присела. Борис выждал еще несколько секунд и с облегчением выплюнул самогон в стакан.

– Ты чего это, Боря? – засомневался Юрий.

– Ложись, – ласково сказал он.

Юрий растерянно моргнул, но и вправду прилег. Легли и все остальные – кто-то сам, еще успев доползти до дивана, кто-то, не успев, – просто развалился на полу.

– Борис?.. – молвил Мухин. – Что у тебя там за вещества?

– Не бойся, это не опасно. Я им туда родедорма натолок. Завтра проснутся. Так… здесь нам будет не интересно, – он оглядел тела. – Вторая комната свободна?

Мужик в «детской» по-прежнему спал, и его за ноги отволокли к обществу.

– Ну, здравствуйте, ребята, – еще раз сказал Борис.