Михаил Емцев - Уравнение с Бледного Нептуна

— Мы все сейчас как в бреду.

— Ты даже не знаешь, где ее искать. По штемпелю на конверте ничего нельзя сказать. Письмо может быть брошено где угодно. Да и она сама пишет, чтобы ты пока не приезжал. Послушай моего совета, отложи на время.

— Не могу. Я знаю, что ей очень плохо. Она может погибнуть.

— А что ты будешь делать с Машей здесь, в Москве?

Карабичев невесело помолчал.

— Я решил, что поручу ее вашим заботам, — сказал он. Она — интересный пример почти полной психической трансмутации, и наш институт должен заняться этим вопросом.

— Гм.

— Лицо, голос стали другими. Она теперь совсем не похожа на мою Марию.

— Косметика, диета? — спросил Ермолов.

— Диета? Да, она похудела, осунулась. Но главное в другом: это чужой мне человек. Характер, привычки, манера держать себя… Словом, худо.

— Да!..

Ермолов помолчал, поднял брови, потом вздохнул:

— Да, положеньице. Ну хорошо. Значит, решил ехать? Категорически настаиваешь?

— Да, — твердо ответил Карабичев. — Все равно вам придется посылать кого-нибудь на мыс Горн. Вот и пошлите меня. В Бессано я долго не задержусь. Одиннадцатого из Марселя уходит «Лангедок» в Буэнос-Айрес. Я уже все разузнал.

— Ну что же. Действуй, как считаешь нужным… По-моему, все это, конечно, глупость. Нужно сидеть в Москве и ждать, пока не изменится обстановка, но насчет мыса Горн — это идея… Ты хоть язык-то знаешь?

— В пределах допустимого.

— М-да… — промычал Ермолов. — Ну ладно… Только смотри, чтобы одиннадцатого был в Марселе!

— Обязательно! Двадцать второго в Буэнос-Айресе и двадцать пятого — на мысе Горн.

Через неделю Карабичев выгружался в порту Бессано. Было раннее утро. Солнце играло на мостовой, густо усеянной чешуей рыб. Краснорожий великан грубо выхватил из рук Андрея его ношу и помчался по ступеням, ведущим в город. Андрей едва поспевал за ним. В его уши врывался торопливый говор портовых рабочих, визг кранов, завывание моторов. Неправдоподобно яркие южные краски слепили глаза. Временами он ощущал чужие души, горячие и тяжелые, как нагретые утюги.

Носильщик вывел его на пустынную улочку, обсаженную миртами; По пыльным камням пешеходной дорожки бродили большие тощие собаки и маленькие грязные ребятишки. Утренний воздух наливался зноем.

Из открытых окон через тонкую сетку доносился звон посуды, восклицания, смех. Кто-то играл на гитаре, негромко себе подпевая. Женщина ругалась, выкрикивая гортанные проклятья. По улице проехал автомобиль — явный экспонат исторического музея.

Возле гостиницы они остановились. Небольшой двухэтажный домик был обвит плющом и обсажен деревьями так густо, что напоминал зеленый грот. Карабичев расплатился, и великан ушел, гордо неся могучую голову, покрытую рваной грязной шляпой.

Только теперь, разглядывая из окна своего номера крыши соседних домов, Карабичев понял тяжесть задачи, за решение которой он взялся. Найти Марию в таком большом городе, ничего о ней не зная, будет нелегко. Бросив взгляд на красные тонкие и толстые трубы, плывущие в солнечном мареве, Андрей вздохнул и подошел к столу. Он вынул конверт с письмом и принялся рассматривать уже много раз виденные строки. Мария писала:

«…со мной стряслась большая беда. Мне стыдно и тяжело об этом писать, я до сих пор не могу прийти в себя. Я думаю, почти уверена, что это связано с появлением космических пришельцев, о которых сейчас все вокруг твердят. Мое положение ужасно, и меня спасает только вера, что оно не продлится вечно. Я хочу и не могу видеться с тобой, находясь в этом состоянии. Поэтому прошу не разыскивать меня, не тратить сил и здоровья. Все равно помочь мне нельзя. Остается только ждать и надеяться. Я бы никогда не рискнула написать тебе письмо, если бы не надеялась…»

Карабичев свернул листок треугольником и спрятал в карман. Съев завтрак, принесенный толстым кельнером, он вышел из гостиницы.

Карабичев шагал по незнакомому городу. Все вокруг казалось удивительно новым и одновременно давно виденным. Здесь, в центре Бессано, было чище и уютней, чем в порту. Но уже в ста шагах от своей гостиницы Карабичев наткнулся на нищего, сидевшего на асфальте. Безногий протягивал ему грязную записочку. Карабичев, не разобрав слов, нацарапанных на бумажке, торопливо обронил монету в алюминиевую кружку. Калека молча проводил его взглядом багровых глаз.

Мужчины и женщины торопливо проходили мимо Карабичева. Люди заходили в магазины и выходили оттуда, пришвартовывали автолеты к вышкам стоянок, люди смеялись, изредка переругивались. Непривычный, мягкий говор раздражал Карабичева, суетливые жесты обитателей Бессано казались ему театральными. И только изредка, попадая в сферу влияния отдельных прохожих, Карабичев чувствовал, что они такие же, как и он.

Вскоре он стоял перед домиком, в котором было слишком много стекла и прозрачного пластика. А металла и бетона, ушедшего на ограду, хватило бы на небольшой завод. Зелень здесь не любили: посреди двора в песке рос чахлый куст эмэи. Карабичев нажал входную кнопку и через несколько минут уже находился в обществе хозяина дома. Он протянул ему рекомендательное письмо известного советского ученого. Пока сеньор Риоли разбирал каракули письма, Андрей рассматривал его. Холеный, худой, умный. Легким движением руки хозяин предложил Карабичеву выпить густой темно-красной жидкости из высокого прозрачного сосуда. Андрей послушно проглотил ледяную влагу. Сеньор Риоли заговорил. Продолговатое лицо его расцвело приветливыми морщинками. Изредка в свою речь он вставлял русские слова. Карабичев понимал его довольно легко.

— Лахутин просит оказать вам содействие. Но в чем? Здесь написано весьма неясно. Может быть, вы будете любезны?…

Карабичев рассказал.

— В Бессано триста тысяч жителей, — сказал Риоли, — из них — сто восемьдесят тысяч женщин, старух и девочек. Вы понимаете, что…

У Риоли была привычка не договаривать фразу. Это за него должен был делать собеседник. Но Карабичев молчал, и профессор заговорил снова:

— Конечно, мы сможем дать объявление по радио и в газетах. Нам пойдет навстречу администрация города. Сейчас такое трудное время…

— Мне не хотелось бы поднимать шум и привлекать внимание прессы, — вставил Андрей.

Риоли удивленно взглянул на него.

— Дело в том, — замялся Карабичев, — она будет против. Она не хотела, чтобы мы сейчас встречались…

Профессор поджал губы.

— Тогда все сложнее, чем я предполагал, — сказал он. Ну, пока не будем принимать какого-либо конкретного решения. Познакомьтесь с городом, осмотритесь, поживите у нас, а потом, может, что-нибудь и придумаем. Я в свободное от работы время буду вашим гидом и помощником. Миссия у вас очень трудная, вы сами это понимаете…